– Хрена ты знаешь, Лашанс. Будешь нести эту херь – увидишь, что будет.
Мальчишка фыркнул и кивнул сам себе.
– Вот и оно.
– Что – оно?
– Последнее прибежище типов вроде тебя.
– Не заблуждайся, будто знаешь меня, мальчик.
Он покачал головой и глянул на мою трубку.
– Я таких, как ты, всю жизнь встречаю. У вас у всех одна правда, и неважно, от чего вы зависите: от бутылки, иглы или трубки. Стоит этому крючку впиться тебе в шкуру, и он вытащит из тебя все самое худшее.
– Ты еще самого худшего во мне не видел.
– Того, что видел, хватило. Окружающие для тебя – дерьмо.
– Я веду себя с ними подобающе. Большинство заслуживает того, чтобы с ними обращались как с дерьмом. – Я заглянул в его синие глаза своими, красными. – Особенно лжецы.
Мальчишка выдержал мой взгляд без страха.
– Все лгут.
– Верно. Только ты в этом деле и вполовину не так хорош, как думаешь, мальчик. Весь такой, сука, важный, в сапогах нищего и в вычурном кафтане.
– Он не просто вычурный, герой. – Мальчишка оправил иссиня-черный лацкан. – Это волшебный кафтан.
– Волшебный, – фыркнул я. – Херня. Как и все вы.
– Как угодно.
Я поднес к губам трубку и пригляделся к витражу с образом первой мученицы.
– Грааль святой Мишон, говоришь? Не хочешь рассказать, откуда вору из сточной канавы в самой жопе Зюдхейма известно, где искать ценнейшую реликвию Святой Церкви?
– Нет, – сказал Диор. – Не хочу.