Империя вампиров

Габриэль покачал головой и тихим, изумленным голосом произнес:

– Когда я только взял ее на руки, то плакал даже больше, чем она. Я следил за дочерью, когда она спала. Просто часами стоял у колыбельки и дивился тому, как столь прекрасное создание получилось у человека вроде меня. Дочь росла, и я стал понимать: вот ради чего я родился на свет, не чтобы вести армии, оборонять города или спасать империю. Я запомнил это столь отчетливо, как вкус губ жены, как кровогимн. Грех может породить доброту, и дочь стала тому доказательством. Она была идеальна. Великий Спаситель, она была всем, наша Пейшенс.

Габриэль закинул ногу на ногу и вытянул их, шелестя кожей брюк. Запрокинув голову, он допил вино, и по его подбородку стекла красная капелька. Потом он потянулся за бутылкой и, обнаружив, что та пуста, выругался вполголоса.

– Сердца только саднят, – пробормотал вампир. – Они не разбиваются.

Габриэль кивнул.

– Так мне частенько говорила Астрид.

– Какая милая мысль.

– Сраная ложь.

– И куда же вы трое направились?

Габриэль неотрывно глядел на бокал в руках. Отраженный в нем свет лампы светлячками поигрывал в темных капельках, что еще оставались на донышке. Проведя пальцем по шрамам в виде слез на щеке, Габриэль посмотрел на мотылька, который все так же тщетно бился о плафон светильника.

– Де Леон?

– Никогда твой голос не звучит столь жалко, как когда ты взываешь к Богу, – прошептал он.

– Что?

Габриэль моргнул и, собрав глаза в кучу, посмотрел на историка. Медленно покачал головой.

– Не хочу больше говорить о них.

– Неужели надо повторять? Моя императрица требует твою историю.

– Будет ей история. – Габриэль стиснул бокал в руках так, что побелели костяшки. – Просто мне сейчас неохота говорить о семье.

– Ты здесь пленник. Полностью в нашей власти. Ты во всех смыслах мой раб, шевалье. Так что прости, – вампир подался вперед, – но неужели я хоть чем-то намекнул, что мне есть хоть малейшее дело до твоих чувств?

Бокал треснул в руке Габриэля, и из кулака на каменный пол брызнули сотни сверкающих осколков. Морщась, угодник раскрыл ладонь и посмотрел на темные, густые и сладкие капли крови.

Жан-Франсуа вскочил с места. Он будто и не двигался вовсе, но вот он уже стоит на другом конце комнаты и грозно щерится. Он смотрел на красную капель, и в его глазах читался черный голод.