Я бросил ей кошель и прорычал сквозь стиснутые клыки:
– Хочешь быть полезной, не ссы мне в уши, сходи и принеси выпить.
– Может, нассать тебе в кружку, и ты сэкономишь деньги? А, козел ты угрюмый?
– Великий Спаситель, девочка…
Мой вялый стон потонул в грохоте, с которым захлопнулась дверь. Умирая от жажды, в агонии, я еще плотнее съежился на кровати и постарался думать, хотя череп гудел от боли, а по коже словно бегали ледяные блохи. В таком состоянии я не собирался угрожать Сури насилием, да и она была совсем не кисейная барышня: идешь к ней ссориться, прихвати нечто покруче сломанного меча. Я мог бы предложить плату крупнее, но эта сука успела положить свой слепой глаз на Диор. Или предложить услугу, вот только не горел желанием лезть в долг к таким, как она. К тому же у меня имелось дельце на востоке. Дельце мрачное и во всех смыслах кровавое. Дельце, которое завело меня так далеко от дома и очага и которое я даже не начал…
Очень некстати в стекло заскреблись: по холодному стеклу скользнули острые ногти. Сведенный желудок обожгло, и я, поднимая голову, уже ждал, что увижу черные глаза, которые будут смотреть на меня с укоризной. Но это лишь завывал ветер, и порывы его возили по стеклу сухой лозой холланфеля.
Я закрыл глаза, проклиная все на свете, зверя, которым я был и которым скоро должен был стать. Дверь открылась, и в лицо ударило что-то холодное и тяжелое. Ахнув, я открыл глаза и уставился на предмет, которым меня саданули: бутылка растворителя для краски, который мог сойти за водку. Диор стояла на пороге, злобно глядя на меня.
– Что-нибудь еще, ваше величество? Нет? Ну и славно.
Она уже хотела было снова закрыть дверь, но тут я прокряхтел:
– Ты куда?
– Здесь воняет, – бросила она. – Зато внизу есть миленькая служанка с мешочком сигарилл. Из нее компания будет куда лучше твоей. Так что когда закончишь думать и вспомнишь о манерах, приходи. А пока…
Она еще громче хлопнула дверью, отчего я вздрогнул, а потом, как попрошайка, откупорил бутылку и одним махом вылакал содержимое. Это было совсем не то, в чем я нуждался и чего жаждал, но я смог заглушить чувства, погрузиться в мягкие черные объятия, сбежать от боли. Во мне вздымался страх, мысль, которая пересиливала прочие – о том, что я сделаю, сломавшись. Меня окружал холодный камень, влажный и липкий; сгущалась темнота, как цвет губ моей дамы, когда я последний раз ее целовал.
За окном царил непроглядный мрак, но в голове у меня, когда я смежил веки, эхом зазвучал ее голос: «Помни, ради чего ты нас покинул».
Помни, ради чего ты нас покинул.
V. Умная, как кошки
– Герой.
Голос пробился сквозь хрупкий иней мучительного сна.
– Герой!
Я распахнул глаза и, ахнув, поднялся, о чем тут же сильно пожалел. Смаргивая кровавую пелену с глаз, убрал с покрытого испариной лица волосы и вытаращился на Диор. Та стояла у изножья кровати, отбросив локоны со лба и глядя на меня сияющими глазами. На матрас мне в ноги она бросила перетянутый шпагатом сверток из мешковины. Ошарашенный, я смотрел, как она развязывает бантик и показывает содержимое.
Ступка, пестик, цех, корень остролиста, красносол… еще десяток прочих трав и химических веществ и, наконец, точно россыпь каменьев в украденной короне, дюжина фиалов с темной высушенной кровью.