У них были черные волосы с клиновидными челками, глаза скрывались под полами треуголок, с которых на лица свисали вуали. На правых руках у этих женщин темнели орнаментированные латные перчатки с когтями, а при виде кроваво-красных табардов с эмблемой в виде цветка и кистеня Наэля, ангела благости, у меня внутри похолодело.
Первая инквизиторша прошествовала в комнату и подняла с пола Пьющую Пепел.
– Сегодня вы угодили Вседержителю, – сказала женщина.
–
Диор выругалась, а я увидел в дверном проеме двух девушек-беженок, что глядели на нас глазами цвета старого неба. Старшая кивнула, осенив себя колесным знамением.
–
– Ах вы поганые свиньи, предательницы! – взревела Диор. – Я же спасла вашего папа!
Первая инквизиторша отвесила ей пощечину. Голова девицы качнулась в сторону, брызнула кровь.
– Молчать, ведьма. Ты заставила нас поплясать, но твоя песенка спета.
Я со вздохом посмотрел на другую инквизиторшу – та пялилась на меня в ответ, теребя края дырки в табарде.
– Как чувствовал, ч-что снова свидимся, сучки.
– Сучки?
Женщина с улыбкой подняла ногу.
– О, какие гимны мы споем, еретик.
И ее каблук громом обрушился на меня.
VI. Дела церковные
В лицо мне плеснули ледяной воды, и тьма сменилась слепящей белизной.
Отплевываясь, я рывком головы убрал с лица мокрые волосы. Кругом были холодные стены из красного кирпича; судя по звукам, очнулся я под землей. Из стропил торчали железные крючья, а из-за двери доносилось женское пение – наверху исполняли гимны.
Это явно была не тюремная камера. Скорее всего, каземат под Сан-Клиландом, в старом мясном погребе.
А мясом был я.