– Это ритуал. Чтобы окончить мертводень.
– Вот дураки, – выдохнула она. – Никчемные тупицы…
Она с мольбой посмотрела на меня мертвыми бледными глазами.
– Ты должен их ос-с-становить. Должен. Они не ведают, что творят.
– Селин, откуда ты…
– Нет времени! – зарычала она. – С-с-солнце уже вс-с-сходит! Ес-с-сли кровь девочки польетс-с-ся на с-с-священной земле, то вс-с-се пропало! Вс-с-се!
Я стиснул зубы, отчаянно желая знать истину, но при этом понимая: Селин говорит правду – по крайней мере отчасти. Если Хлою и остальных не остановить, они убьют Диор. Неважно, какую игру затеяла сестра, какую роль во всем этом она уготовила Диор и какой план у вампирши, оказавшейся мне кровной родственницей, главное – я не мог позволить девице умереть.
Вот так, все просто.
Я поднял взгляд на монастырь, на пятисотфутовые устремленные в небо столпы, на собор, восседавший там, наверху, подобно пауку в сердце отвратительной паутины. Незамеченным на облачной платформе не подняться, а мне, если я собирался одолеть полную обитель братьев, нужно было проникнуть в монастырь быстро и тихо. Но теперь в моих жилах струилась кровь, силой влитая в меня Селин, она даровала несравненную мощь, и я придумал иной способ подняться на высоту и сделать то, что должно.
Взглянул на Селин, снова скрывшую изуродованное лицо за маской, и пообещал:
– Я вернусь. И мы с тобой поговорим о прошедших пятнадцати годах. О незримых океанах.
Во тьме вокруг падал снег, а в пропасти между нами завывал ветер.
– Рад был снова повидаться, Чертовка. Прости, что не отвечал на письма.
– С-с-ступай, Габриэль.
Я направился к столпу, на котором стояла оружейная.
Вонзил пальцы в камень.
И с силой украденных столетий полез наверх.
XXVII. Теплое прощание
– Если честно, подъем я помню смутно. Я взбирался на шпиль из черного гранита наперегонки с рассветом, страшась того момента, когда на востоке забрезжит бледная заря, и чувствовал только холод. Жутчайший холод. Пальцы онемели, от дыхания ныли зубы, легкие горели, а на краю сознания мелькала надоедливым светлячком мысль: стоит разок поскользнуться – и всему конец. Но сильнее и больше всего угнетало предательство братьев: меч Серорука вскрыл мне горло, Финч, де Северин и остальные побили меня, как собаку, – и горькое понимание того, что Хлоя все это время знала, какая судьба ждет Диор.