Эркюль Пуаро

– Я не сомневался, что чашку спрятала миссис Кавендиш. Но для Лоренса слова «все будет в порядке» означали – если он найдет пропавшую чашку, то тем самым избавит от подозрений свою возлюбленную. Кстати, так и произошло.

– Пуаро, еще один вопрос. Что означали предсмертные слова миссис Инглторп?

– Совершенно очевидно, что, собрав последние силы, она назвала имя убийцы.

– Господи, Пуаро, по-моему, вы можете объяснить решительно все! Ладно, надо поскорее забыть эту ужасную историю. Кажется, Мэри и Джон это уже сделали. Я рад, что они помирились.

– Не без моей помощи!

– Что вы хотите сказать?

– Только то, что, если бы не было суда над Джоном, они бы уже давно разошлись. Я не сомневался, что Джон Кавендиш еще любит свою жену, а также, что и она любит его. Но они слишком отдалились друг от друга, друг друга не поняв. Вспомните, Гастингс, когда Мэри выходила за Джона, она его не любила, и он это знал. Он весьма щепетильный человек и не хотел навязывать себя. По мере того, как он отдалялся от нее, ее любовь росла. Но они оба – горды, и гордость стала преградой между ними. Он завязал интрижку с миссис Рейкс, она решила ответить мужу тем же и сделала вид, что увлечена доктором Бауэрстайном. Помните, в день ареста Джона я сказал вам, что в моих руках счастье женщины?

– Да, теперь я понял.

– Ох, Гастингс, ничего вы не поняли! Мне ничего не стоило доказать невиновность мистера Кавендиша. Но я решил, что только суд, то есть смертельная опасность, нависшая над Джоном, заставит их забыть о гордости, ревности и взаимных обидах. Так и произошло.

– Так вы могли избавить Джона от допроса?

Я взглянул на Пуаро. Воистину надо обладать самонадеянностью моего друга, чтобы позволить судить человека за убийство матери лишь для того, чтобы помирить его с женой!

Пуаро улыбнулся.

– Наверное, вы меня осуждаете, mon ami? Напрасно, я не сомневался, что все кончится хорошо. Друг мой, на свете нет ничего прекрасней семейного счастья, ради него стоит пойти на риск.

Я вспомнил, как несколько дней назад сидел рядом с Мэри, пытаясь хоть немного ее подбодрить. На миссис Кавендиш не было лица, бледная, изможденная, она сидела, откинувшись в кресле, и вздрагивала при каждом звуке. Вдруг в комнату вошел Пуаро со словами:

– Не волнуйтесь, мадам, я вернул вам вашего мужа.

В дверях появился Джон.

Выходя, я оглянулся. Они обнимали друг друга, не в силах произнести ни звука, но их глаза были красноречивее любых слов.

Я вздохнул.

– Пуаро, наверное, вы правы – на свете нет ничего дороже счастья влюбленных.

В дверь постучали, и в комнату вошла Синтия.