Эркюль Пуаро

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я в отчаянии...

– Вот какой вы паинька! – перебила попутчица.

– Дайте мне договорить. Я хотел добавить, что, несмотря на отчаяние, я вполне могу примириться с ее отсутствием, – и я слегка поклонился.

Самая непостижимая из всех девиц нахмурилась.

– Прекратите. Я предпочитаю открытое неодобрение. Ведь ваше лицо говорит: «Она не нашего круга». И тут-то вы правы, хотя, учтите, в наши дни это довольно трудно определить. Не всякий сможет отличить сейчас даму полусвета от герцогини. Ну вот, мне кажется, я опять вас шокирую! Вас, наверное, раскопали в какой-нибудь глуши? Мне-то все равно, но обществу еще могут пригодиться несколько таких, как вы. Я просто ненавижу нахалов. Они меня выводят из себя.

Она выразительно потрясла головой.

– Как же вы выглядите, когда сердитесь? – спросил я, улыбаясь.

– Нормальным чертенком! Мне становится все равно, что я говорю или делаю! Я однажды чуть не убила парня! Ей-богу. Но он заслужил, между прочим. Во мне итальянская кровь. Я когда-нибудь попаду в беду из-за этого.

– Ну, тогда уж не сердитесь хоть на меня, – произнес я умоляюще.

– Не буду. Вы мне нравитесь, понравились сразу, как я увидела вас. Но вы смотрели так осуждающе, что я никак не могла предположить, что мы подружимся.

– Считайте, что мы подружились. Расскажите о себе.

– Я актриса. Нет, не такая, как вы думаете – завтраки в отеле «Савой», усыпана драгоценностями, фото в каждой газете с указанием, какой крем предпочитаю для лица. Я кувыркаюсь на подмостках с шести лет.

– Простите, как это? – спросил я удивленно.

– Разве вы не видели детей-акробатов?

– О, теперь понимаю.

– Я родилась в Америке, но большую часть жизни провела в Англии. У нас сейчас новый номер...

– У кого?

– У моей сестры и у меня. Номер состоит из пения, танцев и акробатики. Он производит впечатление. Мы надеемся подзаработать.

Моя новая знакомая наклонилась вперед и принялась пространно объяснять свой номер. При этом большинство употребляемых ею терминов было для меня совершенно непонятно. И все же я почувствовал, что она мне интересна. Она казалась и ребенком, и женщиной. Хотя, по ее словам, она была стреляный воробей и могла постоять за себя, все же было что-то наивно-бесхитростное в ее одностороннем подходе к жизни и чистосердечном намерении «выбиться в люди». Ее вожделенный взгляд в будущее не был лишен очарования, и мне приятно было видеть ее миловидное личико, разгоряченное рассказом.

Мы проехали Амьен. Это название невольно пробудило во мне воспоминания. Моя попутчица, казалось, интуитивно поняла, о чем я задумался.