Удивительно, как быстро история, свидетелями которой были решительно все, обрастала всё новыми подробностями – одна другой краше. Здесь уже и мышеловы оказывались заводимы кровожадным смотрителем, чтобы умерщвлять непослушных детей. А вместе с тем другие говорили, будто куклы эти ведомы были местными Нечестивыми. Поговаривали, что они должны были непременно пустить кровь чужака прямо в трапезной зале – там, где был изрублен один из членов княжеской семьи. Кажется, то был ребёнок… Кто-то клялся, будто видел, что мышеловы обучены открывать двери, что они выволокли Александра прямиком из постели. Другие уверяли, будто марионетки мстят мальчишке за сородича – того, что был варварски разломан им в первую же ночь.
Изредка Настя встревала, мягко заверяя, что это всё пустое, и ни во что такое она не верит. Но руки её под столом – крупно дрожали. А голос звучал с каждым разом всё тише, пока на неё и вовсе не перестали обращать внимание.
Маришка в иной раз позлорадствовала бы, да только теперь мысли её были заняты совсем другим. Её подташнивало. И казалось, тугая боль только скорее гонит рвоту вверх, к глотке. Она уже чувствовала кислый привкус на языке.
Бесконечные разговоры, льющиеся со всех сторон, делали только хуже.
Когда наконец пришёл Яков, приютская не знала, куда себя девать от удушливого ржавого запаха и… боли.
От его твёрдой поступи да металлического звона набоек все шепотки разом стихли. Так всегда бывало. На господина учителя уставились двадцать семь пар затравленных глаз.
Яков молча опустился на своё место.
Кухаркина помощница водрузила на стол большую кастрюлю, и залу огласило холодное постукивание половника.
Те, кто сидел ближе к кастрюле, нетерпеливо толкали наполненные миски дальше – с такой силой, что их содержимое едва не расплёскивалось, когда плошки с дребезжанием катились по столешнице. Маришка провожала их почти безразличным взглядом. Хотя было – несомненно
Мясо. Им дали мясо.
Рассекая подсохшие бурые пятна, миски оставляли за собой рваные кровавые следы. Мелко порубленные куски мяса, наполовину торчавшие из хорошо знакомой прозрачной похлёбки, тряслись и подпрыгивали.
Им подали мясо.
В животе заурчало. Зала качнулась перед глазами. От боли Маришка стиснула пальцами подол. Но она была так голодна…
Приютская скосила глаза на подругу. Уставившись в плошку, Настя изо всех сил сжимала губы. Она хотела есть – они все хотели есть.
«Не время привередничать, ешь, что дают!» – хотела вразумить её приютская, но тут живот скрутило так сильно, что вместо тех слов с губ сорвалось шипение.
Повсюду кровь. Её запах, её яркий цвет.
Маришка сжимала губы, пока взгляд её бездумно блуждал по зале. Как бы ни были голодны приютские, никто не мог заставить себя съесть и ложку. Все сидели, молча уставившись в плошки.
В трапезную вошла служанка. Скорым шагом она направилась прямо к учителю, неся в руках белый плотный конверт.
Телеграмма.
Маришка проводила Анфису хмурым взглядом и отметила, как переменилось лицо Якова, когда он пробежался глазами по строчкам. Губы сжались, лоб прорезала морщина.
ebooksa