Паучье княжество

22
18
20
22
24
26
28
30

Младшегодки, успевшие вылизать всю нижнюю залу, окружив Анфису, выпрашивали позволения отправиться в комнаты.

– Недостаточно чисто, – был её вердикт. – Вона сколько паутины! Вы, чай, слепые? Кто это убирать должен? Я?

Быть может, служанка была бы снисходительнее, поднимись она сперва… парой этажей выше. За два часа, что прошли с завтрака, в коридоре флигеля, оккупированного старшими воспитанниками, грязи не убавилось вовсе. Работа там шла вяло, зато вовсю разгорелось веселье. Без Якова на выпускников не нашлось управы, а самого господина учителя не видали с самого завтрака.

Так что, пока младшие самозабвенно драили парадную залу, старшие затевали игрища, нюхали табак да без дела слонялись по дому. Все, кроме Насти. Когда усадьба огласилась часовым боем, приютская как раз принималась за лестницу.

Тряпка ловко скользила по старому дереву, так отполированному временем, воском и, вероятно, когда-то ковровыми дорожками, что девочке казалось, она пытается отмыть лёд.

«Скоро зима, а здесь и кататься негде», – Настю одолевала тоска.

Рядом с их прежним приютом текла широкая река. Зимой она накрепко леденела, становясь вторым по значимости местом после городской площади. В морозы прямо на льду устраивались ярмарки, разбивались шатры бродячего цирка; бравые парни учили стоять на коньках краснеющих девиц, родители катали по кругу укутанных платками и шалями детей.

В приюте на всех было лишь пять пар коньков – накладных, какие цеплялись прямо к башмакам. Воспитанники затевали из-за них целые баталии – ведь часа, отведённого на прогулку, на всех не хватало. Мальчишки бились насмерть – до крови, до выбитых зубов и сломанных носов. Старшие лупили младших, те – девчонок. Последним почти никогда не доставалось коньков. Но со временем – и во многом то была Володина заслуга – приютские научились всё делать по уму. И по очереди.

Настя любила коньки – они дарили ей чувство полёта. Свободы. Она парила над рекой, балансируя на тонком металлическом лезвии. И вокруг были только ветер и скорость, смазанные краски природы, людей. И никаких мыслей.

От тёплых воспоминаний по её губам пробежала улыбка. Но быстро угасла. То их, пусть и немногое, но богатство, осталось теперь навсегда пылиться где-то в чулане старого приюта.

На верхней ступени обнаружились выпуклые маслянистые пятна. Кто-то – будто нарочно – постарался закапать воском всю половицу.

«Должно быть, осталось от прежних хозяев», – раздосадованно подумала девочка.

Необходимость разгуливать по дому со свечами канула в Лету с изобретением керосиновых ламп. А они вошли в обиход задолго ещё до Настиного рождения. Впрочем, всё равно оставались ещё те, кому нравились все эти старомодные порядки, церемонии, ужины при свечах. К примеру, та же Настина тётка, Паулина – она-то была той ещё любительницей пожечь свечи. Просто так, бесцельно. Она говорила, это поднимает ей настроение.

Настя присела на корточки. Восковые пятна всегда требовали особых усилий. Но ей приходилось справляться с задачками и посложнее.

– Ты, главное, три посильнее, – тётя Паулина кивает на затвердевшее пятно у стола.

Занесённая тряпка так и застыла в воздухе. Голос родственницы прозвучал в голове так отчётливо, будто стояла та прямо за спиной. Прямо сейчас.

– Какие неряхи! Неужто нельзя обойтись без всей этой грязи?

Приютская подняла голову. Тяжело выдохнула. Но поблизости никого не было. Настю окружала тишина. И только. Такая долгая тишина, что сумела воскресить в голове давно похороненные воспоминания.

Приютская поглядела на тряпку, стиснутую в побелевших от холодной воды пальцах. Капли неровно срывались вниз – на пол.

А рука-то дрожала.