Настя принялась складывать про себя цифры – это было правильно, это помогало. Этому их учила Анна Леопольдовна. «Чтобы избавиться от ненужных мыслей, надобно занять голову чем-то сложным, например счётом. Один плюс один, один плюс два, один плюс три, а дойдёте до девяти – начинайте с двойки», – говорила она.
«Один плюс один – два; один плюс два – тг'и; один плюс тг'и – четыг'е…» – губы Насти беззвучно шевелились.
Она склонилась над ступенью и воротилась к работе.
«Один плюс семь – восемь; один плюс восемь – девять…»
Приютская отложила тряпку. Наклонила голову набок, изучая самое большое маслянистое пятно. А потом… а потом, вместо того чтобы сковырнуть его с половицы, её ноготь вдруг врезался прямиком в восковую кляксу. Оставляя на той неглубокую отметину. Вертикальную дугу.
Погружённая в счёт, приютская бездумно, сама того не замечая, проделала это ещё раз. И ещё.
Располосовывая пятно тонкими полумесяцами: вертикальный – вертикальный – горизонтальный.
Стоило отвлечься от нехитрой арифметики всего на миг, как тёткин голос снова ворвался в мысли. Всегда такой высокий, неровный, будто та никогда не могла определиться, в каком тоне ей говорить. Взлетающий то почти до визга, то опускающийся до еле внятного бормотания.
Вертикальная. Вертикальная. Горизонтальная.
Настина рука замерла. Тонкие дуги, выдавленные ногтем на восковом пятне, складывались в кривую «А».
«Агата».
Настя провела пальцем по неглубоким бороздкам. Не особенно понимая, что вообще делает. И ещё раз.
«А».
Воск так туго забился под ногти, что придётся вычищать его щёткой в клозете.
«Агата».
К своим шестнадцати Настя почти не помнила старшую сестру. Она и сама не знала, как это произошло. Агата растила её – одна, без родителей, – с самого малолетства. Но в памяти о ней отчего-то не осталось совсем ничего. Ни звука голоса. Ни цвета глаз. Образ её стёрся. Просто исчез.
«Всё началось с Агаты».
Или нет?
Настя посмотрела на иссечённую ногтем кляксу от свечи. Усеянная тонкими бороздками, она могла бы теперь ещё долго хранить бесконечный парад букв «А».
ebooksa