– А как же принцесса Ансоль? Собираешься увидеться с ней? – осторожно спросил отец.
– Я очень скучаю по ней, – призналась Кымлан. – Но не знаю, стоит ли бередить уже зажившие раны.
– Но когда-нибудь они узнают, что ты вернулась. Не лучше ли встретиться хотя бы с Ее Высочеством? Она всегда тепло к тебе относилась.
– Не знаю, отец, – выдохнула Кымлан. – Сейчас я хочу отдохнуть и ни о чем не думать.
– Хорошо, дочка, главное, что ты здесь, рядом со мной. А все остальное решишь позже.
Следующие несколько дней Кымлан спала. Она так устала за время перехода и постоянной борьбы за выживание, что засыпала мгновенно – даже прислонившись головой к дверному косяку.
Подруги чувствовали себя не лучше.
Отец позволил им остаться в доме, пока они не решат, что делать дальше.
Сольдан сблизилась с Чильсуком. Путь к сердцу сурового воина она нашла через особый рецепт сливовой настойки, который когда-то узнала от своего отца. Кымлан нередко замечала, как та подолгу беседовала с хозяином дома, то с интересом слушая его, то рассказывая что-то. Еще в рабстве Кымлан замечала, что у Сольдан было удивительное качество располагать к себе людей. Не обладая красотой и благородными манерами, она тем не менее нравилась всем. Ее живость вызывала улыбку, а внимание к каждому – доверие и симпатию.
Юнлэ и Акин же учились у Дэгам когурёскому, который давался им очень тяжело. Они, в отличие от Сольдан, чувствовали себя неуютно в чужом доме и хотели как можно скорее найти себе занятие.
Кымлан всеми силами поддерживала их, но этого казалось недостаточно. Их нужно было куда-то пристроить, но в один зимний вечер, когда они помогали Дэгам на кухне, Юнлэ завела разговор:
– Когда мы начнем тренировки? – Она старалась говорить на когурёском хотя бы простые фразы, и ее обучение шло быстрее, чем у угрюмой Акин.
Услышав это, няня едва не высыпала весь рис в кипящую на огне воду.
– Ты что же, и этих бедных девочек собираешься уподобить себе? – Она всплеснула руками. – Если сама не хочешь жить нормально, так хоть дай им это сделать!
– Нет-нет, нянюшка. – Юнлэ замахала руками, осознав, что зря начала разговор при ней.
– Юнлэ, в самом деле, вы не передумали? – Кымлан перешла на мохэский, чтобы избежать очередной стычки с няней. – У отца есть хорошие друзья, и они с удовольствием возьмут вас в дом личными служанками. Нужно только немного подучить язык.
С того момента на постоялом дворе Юнлэ и Акин ни разу не заговаривали о своей просьбе, а Кымлан спрашивать не осмеливалась, решила, что они передумали.
– Мы хотим того же, что и раньше, – заверила Юнлэ. – Ты знаешь, что мне пришлось пережить. С моей внешностью в мире мужчин не выжить. И я должна уметь защищать себя, чтобы ни господин, которому я буду служить, ни кто-либо другой не смели покушаться на мое тело.
Ее участь оказалась не лучше, чем у Сольдан. Юнлэ была одной из самых красивых девушек в деревне рабов и постоянно подвергалась домогательствам со стороны стражников. Командир, который управлял деревней до Рудже, сделал ее своей любовницей, и это немного ограждало Юнлэ от приставаний. С появлением Рудже ее жизнь и вовсе стала лучше: он жестко наказывал за такие вещи, и несчастная девушка наконец-то вздохнула свободно.
Тем же вечером Кымлан снова поговорила с подругами. И Сольдан, и Акин тоже выразили готовность начать занятия в самое ближайшее время.