Четвертый кодекс

22
18
20
22
24
26
28
30

Мальчик тогда мало что понял — что-то про лютых сильных шаманов из чужих краев, хождениях между мирами, о которых живые люди, даже шаманы, понятия не имеют, злых богах, которые не боги, какой-то страшной, пожирающей души хищной птице, которая и не птица вовсе. И о русском мальчике по имени Евгений, которого обязательно надо спасти. Потому что он застрял между этими самыми опасными мирами.

С тех пор, как сказано, отец Федор и читал много, и с людьми беседовал, в том числе и с язычниками — старыми и новыми. Слышал названия «нагваль», «видящие», «Орел». А уж про нечистых духов ему и читать не надо — они, можно сказать, были его семейным делом, прости, Господи.

И рассказ Илоны, которую со всей очевидностью духи эти преследовали, как-то логично связал в его сознании все эти обрывки в целостную картину. Которая отцу Федору очень не нравилась, но что поделать — жизнь такая...

— Понятно, — вздохнул он, когда женщина замолчала, беспомощно глядя на него испуганными глазами. — Вляпалась ты, матушка...

— Во что?! — с истерической интонацией спросила Илона.

— В то самое, — ответил священник. — В колдовство. Беснование всякое.

— А вы-то откуда знаете? — несмотря на страх, в ее голосе слышался скепсис.

Ну конечно — образованная, антрополог, итить, во многом знании много печали...

— Потому что знаю бесов. И предки мои знали — они шаманами были. А прадед мой с твоим Женей знаком был.

Взгляд Илоны Максимовны стал удивленным, однако недоверие из него не исчезло. Да, Евгений кое-что рассказал ей о своей давней встрече в эвенкийской глуши. Но мало ли откуда этот поп мог о том услышать — тем более, сам, кажется, из тех краев.

— Простите, батюшка, — спросила она, — а как эта... э-э-э... чертовщина сочетается с вашим саном?

Точно, образованная. Придется срезать...

— Матушка, есть хороший анекдот про шамана и антрополога, знаете?

Илона помотала головой.

— Я его в Духовной академии слышал. Странно, что в вашем университете его не рассказывали. Сидят в чуме, в тундре шаман и этнограф из Парижа. Ученый думает: «Неужели этот сибирский дикарь полагает, что в мире духов есть такая же Нижняя Тунгуска, такая же тундра и такие же олени?» А шаман думает: «Как же мне объяснить этому парижскому дикарю, что топос сакральный и профанный различаются субстанциально, а не экзистенциально?.. Ладно, упростим: скажу ему, что в мире духов есть такая же Нижняя Тунгуска, тундра и такие же олени».

Илона рассмеялась — немного нервно, видно было, что анекдот ее слегка оконфузил. Дремучий поп неожиданно оказался не таким уж дремучим.

А отец Федор продолжал:

— Вы правы, конечно, все это не очень-то сочетается с церковным учением и практикой, и иные архиереи на это подозрительно смотрят — как ни крути, бесовщина это. Но ведь отец мой и дед в болоте этом языческом выросли — не говоря уж о прадеде и прочих предках. Дело в том, что северный человек зависит от природы настолько сильно, что не может ее не одухотворять. Если тебя, к примеру, кормит речка, ты не можешь не поверить, что она живая. В целом этот мир гармоничен, постоянен и стабилен: лето сменяется зимой, речка дает воду и рыбу, олени кушают ягель, человек же кушает рыбу и оленей. И, конечно, всем этим ведают тысячи и тысячи духов. Тут бы нам, христианам, возмутиться: «Язычество!» Однако нам должно понять: этим людям огонь, лес и речка вообще-то жизнь дают. А всякая жизнь — от Бога.

— И духи от Бога? — остро взглянула на него Илона.

Почувствовав себя в знакомой теме, она отодвинула гнетущий страх на край сознания.