Неведомый

Сбросив Рунд в траву, Нандо согнулась пополам, переводя дух. Лагерь и правда погрузился в сон – даже лошадей и псов сразило колдовским духом. Рунд тоже захотелось спать, а еще больше – есть. Голод свел желудок, но вряд ли Нандо собиралась покормить ее перед долгой дорогой.

– Вставай. Мое снадобье действует всего несколько часов, а до рассвета ты должна уйти как можно дальше отсюда. Иначе они поймают тебя, и Якоб не пощадит – можешь мне поверить.

Рунд с трудом приподнялась, размяла затекшие ноги. Снадобье Нандо вернуло мышцам силу, и, покачавшись, Рунд удалось встать сначала на четвереньки, а после – выпрямиться, ухватившись за скользкую влажную кору. Обняв дерево, она наблюдала за тем, как черога, воровато оглядевшись, захлопывает дверцу клети.

– Он убьет тебя.

– И окажет этим большую услугу. Видишь ли, птичка, я пережила так много войн, что наблюдать еще одну мне хочется меньше всего на свете. В Изнанке меня ждет гораздо больше людей, чем здесь. Пора их навестить.

Митрим замер. Туман стелился над землей – первый вестник приближающегося восхода солнца. Рунд обхватила себя руками. Слепая глазница снова болела, как будто там собирался вот-вот прорезаться новый глаз. Люди верили, что здесь, в древней пуще, остались жить призраки тех, кого подверг казни Абнер. И ее отец. Потому за последние годы Митрим посещали только самые отчаянные.

Рунд представила, как там, впереди, ее встречают погибшие Кация и Шим, как восстает из мертвых Бёв, и мотнула головой. Нет. Лес, конечно, воскрешал мертвецов, но только потому, что здесь, в Митриме, человек оставался наедине с собой и своей совестью. И вот уже она показывала то, чего каждый боялся больше всего.

Кровь проступала на руках убийц.

– Что мне делать?

– Не сопротивляйся. Не сражайся. Не оставайся на месте. И все получится.

«Тупее совета ты дать не могла, старая ведьма».

Вслух Рунд не произнесла ничего и, спотыкаясь, двинулась вперед. Помедлив, обернулась – Нандо стояла на том месте, откуда Рунд только что отошла. Тень скользнула по лицу ведьмы, и на короткое мгновение Рунд увидела девушку, которой Нандо была много лет назад. Пустоши, где когда-то правили чероги, были далеко отсюда. Кто похоронит ведьму? Или ее кровь тоже пустят на благое дело, а тело оставят лесному зверью?

– Спасибо.

Нандо оставила благодарность висеть в воздухе без ответа. Рунд передернула плечами, поправила сползший с плеч плащ и пошла дальше. Мох и гниющая листва пружинили под ногами, колючки-кустарники цеплялись за одежду. Ведьма сказала ерунду – и Рунд не собиралась ее слушаться. Одно знала точно – в Горт она никогда не вернется. А Абнер… Даже если он и вправду там, чем он лучше Тита? Рунд сплюнула горечь и вдохнула поглубже тяжелый влажный воздух. Дождь прекратился, но туман стал гуще и клубился у самой земли.

Ноги сами вели ее куда-то, и Рунд было безразлично куда. Весна, всегда поздняя в Шегеше, на этот раз и вовсе решила обойти север стороной. И все же…

Рунд остановилась у бочага. Руки онемели в черной ледяной воде, но Рунд жадно напилась и умылась. Тяжелые звенья цепи мешали, и Рунд, подумав, сняла ошейник. Боги найдут ее, с ним или без него. А Рунд слишком долго не ощущала себя свободной, чтобы и дальше тянуть с собой это ярмо. Рунд пнула ошейник и оставила скрученной железной змеей валяться в грязи. Если утром двинутся по ее следам, обязательно его найдут. Поймут.

Свобода.

Это слово Рунд было незнакомо. С детства она принадлежала кому-то: отцовской руке, палке наставника, дрожащим пальцам Дацин. А теперь, стоя посреди замершей пущи, слушая далекое карканье ворон, Рунд поняла, что наконец обрела то, чего желала больше всего на свете.

И теперь – теперь она может пойти куда угодно.

Мысль эта придала ей сил, и Рунд ускорила шаг. Нандо сказала, что королевская разведка охраняет границу с Митримом. Значит, следует идти вдоль нее. Рунд могла скрыться в любой деревне, а после… От волнения губы пересохли, а сердце пустилось в радостный галоп. Вдруг, когда Рунд окажется далеко от Шегеша – например, пересечет море, – старые кровожадные боги оставят ее в покое? Было бы славно. Воображение Рунд нарисовало корабль, пьяных моряков и шум высоких волн. Море отрежет от нее старую жизнь и все грехи. Говорят, тот, кто пересекает соленую воду, очищается от прошлого – и это ей, Рунд, подходило.