Неведомый

Она пылала, словно все это время выращивала здоровый глаз, который теперь пытался прорваться сквозь шрамы и показать миру настоящее лицо Рунд. Тит ослепил ее, полукровку, чтобы никто не узнал правду. Ловко придумал, но лучше бы покончил с ней тогда, среди крови и дыма. За это Рунд была бы ему благодарна.

Толстый старый бук подставил ей под ноги торчащий из-под земли корень, и Рунд растянулась на листве. Она больно ударилась подбородком, и кровь из прокушенного языка наполнила рот. Рунд хотела подняться, ей даже показалось, что она встала и мчится дальше, оставляя позади Митрим, никому не нужную правду, Тита, умирающего в сердце пущи, – все, что она желала бы никогда не знать. Однако на самом деле Рунд, выбившись из сил, лежала, вдыхая сырой запах влажной земли. И хотела только одного – скорой смерти.

Поздний снег припорошил гнилую прошлогоднюю траву – пушистый, легкий, нежеланный. Лишний. Такой же, как Рунд. Холод вцепился в дрожащее тело, сдавил, и Рунд решила лежать до тех пор, пока не умрет. Пусть вьюга заметет ее, а волки растащат по норам мясо, сорванное с костей. Рунд облизала губы, и земляной привкус осел на языке. Боги молчали, не желая с ней разговаривать.

«Я ваше дитя. Во мне течет ваша дерьмовая кровь. И теперь, когда я об этом знаю, вы впервые заткнули свои паскудные рты».

Боги молчали, но Митрим оживал. Рунд могла поклясться, что слышит тихое дыхание пробуждающейся земли. Журчание Неста, едва различимые шаги зверей, возвращающихся к Горту. Шегеш залечивал свои раны. Рунд хотела бы обладать силой, способной затянуть ее собственные – но они были слишком глубоки. И ни одной магии не под силу с ними справиться.

Рунд думала, что Паучья крепость давно и надежно высушила все ее слезы. Но ошибалась – и вот они снова текли по лицу, теплые, соленые. Свидетели того, что Рунд все еще жива. Тени вернулись и обступили кругом, не зная, как поделить несчастное тело. Несуществующий глаз – тот самый, вороний – запылал, словно в него вонзили горячее лезвие и хорошенько прокрутили. Рунд вцепилась в глазницу руками. Будь у нее больше храбрости, она бы покончила с собой прямо здесь. Зачем тянуть? Ей больше некуда идти. Воронья кровь всегда даст о себе знать.

Якоб заберет сердце и призовет ее, где бы Рунд ни находилась.

Холодные пальцы мертвецов перебирали пряди волос, касались оголенной шеи, ощупывали ступни сквозь сапоги. Тени примеривались, спорили между собой о том, кто из них заберет Рунд и утащит в край вечного сна.

«Да и плевать на вас всех. Я просто хотела быть свободной. Мне не нужно ваше прощение – только покой».

Кто-то захихикал над левым ухом – дыхание мертвого рта обожгло кожу и оставило на ней отпечаток. Очередное клеймо. Захныкал младенец. Зашептал Шим – он уговаривал пойти с ними туда, где Рунд наконец станет свободной. От людей, от всех клятв и обетов.

Там хорошо.

Голоса призраков не пугали – убаюкивали. А может, это Рунд замерзла насмерть и вместо дремы погружалась в царство теней, и боги ждали ее там, распахнув окровавленные бездонные пасти.

– Эй! Ты кто такой?

Рунд нехотя разлепила глаз и увидела прямо перед лицом лошадиные копыта. Они нетерпеливо переступали, приминая палую листву, и лошадь, наклонив голову, ткнула мордой в спину Рунд. Обдала теплым, живым дыханием. Недовольно всхрапнула, зафырчала, но бить копытом или кусать не стала.

– Посмотри-ка, Густав. Что тут за парень? Околел он или как?

Мужские сильные руки подхватили Рунд под мышки и поставили на ноги. Мир кружился, расплывался, как будто уже попрощался с Рунд и не хотел пускать обратно. Сумрак сменился сизым светом – скоро должно было взойти солнце. Рунд тряслась и обхватывала себя руками. Угловатая, коротко остриженная, она и впрямь могла сойти за парня.

– Ты кто такой? – повторил свой вопрос всадник. Он настороженно следил за Рунд и даже ухватился за рукоять меча. Темные волосы, примятые шлемом, спадали на плечи. Золотая рысь ехидно скалила пасть с серебряной брони – королевская гвардия. Проклятая Нандо, как всегда, оказалась права. – Ты из мятежников? Из Веребура?

– Я… – Во рту пересохло, а губы онемели от холода, но медлила Рунд не поэтому. Теперь она сама не знала, кем являлась, и не было вопроса сложнее. Вся ее жизнь превратилась в ложь. Много разных историй, и все оказались масками, прячущими уродство. «Я вальравн. Полукровка, изгнанница. Пленница князя Якоба Наита. Я оракул, призванный говорить с богами. Шегеш просыпается, магия оживает. Неужели вы слепы?» – Я тахери императора Небры. Я… Меня направил в Горт король Абнер. Но разбойники напали на наш отряд. Все погибли, – Рунд сглотнула, – и только я остался жив.

Гвардеец снял шлем – его густые брови недоверчиво хмурились, а глаза цепким взглядом осматривали дрожащую Рунд. Мужчина поморщился, разглядев как следует ее изуродованное лицо. Побитая, несчастная, она и впрямь могла сойти за жертву нападения. Видимо, к такому же выводу пришел и воин.

– Допустим. А чем докажешь?