Гатру же, напротив, постоянно упоминал о Наниц, как будто знал, что именно Рунд придется войти в проклятый круг. Слепой бог испытывал своих воинов. Это честь – быть первым убийцей или убитым. Но Рунд считала, что тацианский бог жесток и ничем не лучше старых богов, против которых боролся.
– Тебе нужно уметь драться. Однажды это спасет твою жизнь. – Гатру поднимал ее на рассвете, когда другие дети еще спали. Давал палку и изводил до тех пор, пока Рунд не начинала огрызаться. – Вот так. Кусай и бей первая – и тогда, может быть, тебе повезет.
Но Рунд не верила в везение. Удача отворачивала от нее свое лицо, исчезала, стоило только увидеть ее мелькнувшую тень. Если и приходилось на что-то надеяться, так это на свои собственные силы. Гатру научил Рунд не сдаваться – но выигрывать она должна была научиться сама.
– Одноглазая сучонка, вот ты кто. Дочь вонючего пса. Может, даже лучше, если род оборвется на тебе.
Вельга шагнула вперед, и Рунд тут же отступила. Этот танец был ей знаком – смерть плясала между ними, не зная, кому протянуть свою бледную костлявую ладонь. Густая грязь под ногами чавкала, пытаясь засосать ступни, и налипала на подошву. Каждый шаг будет тяжелее предыдущего.
– Я тебя не боюсь, – сказала Рунд, но к кому она обращалась – к Вельге или смерти – до конца не понимала. Однако противница приняла эту фразу на свой счет и довольно осклабилась:
– И зря.
Первый удар пришелся по ногам, вторым Вельга вышибла воздух из нутра Рунд. Она упала на колени, но глад из рук не выпустила – напротив, сжала пальцы так, что побелели костяшки. Гатру говорил, что внутри воина должен гореть огонь – и зажигается он во время битвы, когда на кону стоит жизнь. Но в Рунд не было огня. Только сумрак, разъедающий кишки не хуже ядовитых настоек старухи Дацин.
Вельга приблизилась и отвесила Рунд пощечину. Потом присела рядом и заглянула ей в лицо. От Вельги пахло потом и рыбой, которую подавали на ужин.
– Я могу убить тебя сразу, могу гонять часами по кругу, пока ты не захлебнешься в крови и блевотине. Но гораздо интереснее, если ты начнешь сопротивляться. Ну же, сучка, – толстыми пальцами Вельга больно сжала подбородок Рунд и заставила смотреть прямо в свои глаза, – ну же. Сыграешь по моим правилам – и я подарю тебе скорую смерть.
Слепой бог забрал у Рунд глаз, а вместе с ним отобрал возможность видеть все хорошее в этом мире. Оставил только самое плохое – и Рунд всегда принимала это как данность. Гатру стоял за спиной Вельги, по-прежнему спокойно наблюдая за происходящим. Меч, воткнутый в землю, должен достаться одной из них. Рунд представила, как руки Вельги обхватывают рукоять, как поднимают клинок, чтобы после вонзить в ее сердце. Самый легкий способ – сдаться. Умереть здесь. Рано или поздно смерть настигнет ее, так почему бы не сегодня?
– Ну? Вставай. – Не дождавшись ответа, Вельга схватила Рунд за руку и поставила на ноги. – Сражайся.
Усилившийся ветер хлестал Рунд по щекам мокрыми ладонями и понемногу приводил в чувство. Никто не проронил ни звука: обряд считался священным, и ничто не должно отвлекать дерущихся. Рунд махнула гладом – не попала, конечно, и Вельга засмеялась.
– Твой папаша, говорят, сражается так же. Еще говорят, что он тебя продал в обмен на власть. – Полные губы Вельги скривились в насмешливой улыбке. – Несчастная, покинутая всеми девочка. Ради чего тебе жить?
Это было правдой или, по крайней мере, не являлось ложью. Тит действительно отдал ее – передал из рук в руки посланникам Абнера. Не заступился, когда Рунд схватили, как щенка, и швырнули в повозку к другим детям. Но и не отвернулся – наблюдал за тем, как она плачет и трясет решетку, пока ворота не закрылись. Наверное, таким образом Тит хотел примириться с собственной совестью. Или пытался запомнить, как выглядит Рунд, потому что мог никогда ее больше не увидеть.
Тит наверняка радовался этому, ведь Рунд была символом его позора, предательства и поражения.
И ее смерть облегчила бы нелегкую отцовскую долю.
– Чтобы мстить.
Только когда слова слетели с языка, Рунд поняла, что улыбается. На мгновение Вельга растерялась, но очень быстро взяла себя в руки и приняла боевую стойку. Сучка, щенок, мелкая вошь – эти слова Рунд слышала чаще, чем свое имя. Раньше они ее обижали и заставляли плакать по ночам, проглатывая со слезами горькие обиды. Но теперь Рунд поняла, что, в сущности, спорить с ними незачем. Что, если она и в самом деле станет той, кем ее так хотели видеть?
Рунд сделала вид, что бежит прямо на Вельгу, и, когда та замахнулась, чтобы отбить удар, упала в грязь и наподдала Вельге по лодыжкам. Не дожидаясь ответа, проворно отползла в сторону. Но Вельгу было не так просто одолеть – в отличие от Рунд, она не занималась ничем, кроме боев. Вскрикнув, она, вероятно, удержалась на ногах, потому что вскоре нагнала Рунд и пинком повалила ее в грязь. Запахло сырой землей, прелой листвой и кровью.