Неведомый

Брунна снова посмотрела на сверток в своих руках. Сейчас, отягченная материнством, она выглядела даже красивой. Могло ли все сложиться иначе, если бы она любила Абнера? Нет, наверное, нет. Брунна была рождена из соли, песка и огня, для меча и битв. Чудо, что им удалось породить на свет хотя бы одного ребенка.

Постукивая палкой, Абнер приблизился к кровати. Сердце его забилось быстрее от волнения, и ему внезапно стало страшно смотреть на собственное дитя. Вдруг девочка родилась некрасивой? Или слабой? Другого шанса оставить свое семя на земле у него не будет. Абнер наклонился и жестом попросил Брунну передать ему орущий комок. Он думал, что жена испугается – вдруг он, калека, уронит девочку? Но она смело протянула ребенка и откинулась на подушки. Бледное лицо ее покрывала испарина.

– Тебе нехорошо? – спросил Абнер и почувствовал себя глупо. Ну конечно, ей нехорошо. Она только что вытолкнула из чрева на свет нового человека. – Прости. Нелепый вопрос.

– Другого я от тебя и не ждала.

Рукой, обтянутой в черный шелк, Абнер отодвинул край пеленки и всмотрелся в крошечные детские черты. Страх, засасывающий душу, как гигантская воронка, отступил – дитя было прекрасным. Темные редкие волосинки липли к мокрому лбу, и девочка как будто бы узнала в нем своего отца. Абнер пошевелил пальцами, желая, чтобы она ухватилась за его руку, но девочка продолжала смешно перебирать ручками и не проявляла к его пальцам никакого интереса.

Абнер поднял голову и увидел то, на что никогда не надеялся. Брунна улыбалась – вероятно, впервые за всю их совместную жизнь.

– Луций, – стараясь говорить как можно спокойнее, Абнер повернулся к лекарю, – помогите мне подойти к окну.

Улыбка тут же сползла с узких губ Брунны.

– Что ты задумал? – Королева села на подушках, забыв про усталость. Луций, помедлив, подошел к Абнеру и повел его, как больного старика, к каменному широкому подоконнику.

Весна через месяц должна была смениться летом, и солнце припекало еще сильнее. Зацветали сады, и отсюда виднелись узкие коричневые полосы полей и зеленые – лугов. Абнер вздохнул поглубже и прикрыл глаза. Хоть раз в жизни, но боги должны были услышать его молитвы. Не Слепой тацианский пророк, а те, под чьими взглядами некогда родился он сам.

Праотец и Праматерь.

Абнер прошептал их имена и посмотрел на ребенка. Солнечный луч, играясь, скользнул по сморщенному лицу, но девочка даже не прикрыла глаза, словно яркий свет ее нисколько не тревожил. Луций издал какой-то сдавленный мышиный писк, и его руки, покрытые пятнами, затряслись.

– Брунна, наша дочь слепа.

И тут же Ройг заревел, загудел, словно потревоженное древнее чудовище. Не сразу Абнер понял, что это звонят колокола – четыре огромных железных зверя роптали, чем-то недовольные. Он едва не выронил дитя и прижал сверток покрепче к своей израненной груди. Будто хотел защитить от мира, в котором вынужден будет ее бросить.

– Что происходит? – Брунна выглядела жалко. Сорочка сползла с ее плеча, обнажив тощую грудь, и без украшений, без тяжелых дорогих одежд королева выглядела обычной уставшей женщиной. Абнеру захотелось плакать – вот оно, его наследие. Но он мотнул головой и повернулся на звук, идущий в распахнутые двери.

Гвардеец, которого он отправлял за ягратом, снова появился на пороге. Волосы топорщились над головой как разворошенное гнездо, а бледное лицо пошло безобразными красными пятнами.

– Ну, – поторопил его Абнер, – что произошло? Яграт упился в хлам, умер и теперь нам нужен новый служитель? Отчего переполох и колокольный звон?

Вместо ответа парень посмотрел на Брунну и даже не отвел взгляд, хотя перед ним, вцепившись в измочаленные одеяла, сидела полуголая королева. Сглотнув, он отступил назад и, решившись, выпалил:

– Император Небра умер.