Глава 13
Жертва и палач
ода капала с низкого потолка и действовала на нервы. Поначалу Рунд считала капли, пытаясь отвлечься и занять себя хоть чем-то. Но потом, когда время стерлось, а за ними так никто и не пришел, монотонный стук стал раздражать.
Еще больше Рунд бесил звук попадающих в стену камней. Он доносился из камеры напротив, где заперли Бёва. Пару раз она просила его остановиться, но Бёв сделал вид, что не услышал. Казалось, будто он вообще не спит. Когда Рунд, обессилев, приваливалась к холодной стене и задремывала, игра Бёва прорывалась даже в скудные блеклые сны.
«Что за паскудник».
Ко всем проблемам у Рунд началась страдалица. Скрутившись от боли на гнилой соломе, Рунд жалела о том, что в брюхе ее нет дитя. Хотя и считала, что приводить его в этот мир – жестоко и несправедливо. Вот бы и ее никто не рожал – и тогда не пришлось бы горевать.
Камера, в которую поместили Рунд, оказалась маленькой, темной и сырой. Но такими, наверное, были и другие. Голову Рунд перевязали и даже позволили помыться. Женщины, низкорослые, с темными волосами и янтарными глазами, притащили прямо сюда бадью и ведра с горячей водой. Та отдавала тухлятиной, но выбирать Рунд не приходилось. После ей выдали длинную сорочку, мужские порты и штаны, которые пришлось подвязать веревкой. И даже сапоги – правда, ее собственные, дырявые и с надорванными подметками.
Все это принес Горик и, наклонившись, положил перед Рунд. Из-за пара, поднимающегося над водой, Рунд смутно видела крестьянина, и он походил на призрака – грузного и неповоротливого.
– Ты это… Спасибо за Мушку. Он хотел прийти сам, но не пустили. Ты вот… Я сказал Дамадару, что ты видишь всякое. Жди, он после за тобой придет, – сказав это, Горик замолчал. Рунд хотела поблагодарить его в ответ, но слова комом стали поперек горла. Подождав немного, здоровяк вышел, и с тех пор ни он, ни король, ни кто-либо другой сюда не приходил.
Скудная еда, которую ей выдали, давно закончилась. Хлеб, вода и склизкая каша. Совсем как в старые времена, когда ее хозяевами были тацианцы. Рунд обгрызла все пальцы на руках – привычка, от которой отучили в Паучьей крепости. Как видно, ненадолго.
В пещере было темно. Пару раз Рунд подходила и трясла решетку, но на ее крики так никто и не появился. Не будь здесь Бёва, она бы сошла с ума. Тот, конечно, не разговаривал, но от мысли, что рядом с ней находится кто-то живой, Рунд становилось спокойнее.
Падая в расщелину между сном и явью, Рунд видела кошмары. Кровь на снегу под сумрачным небом, огни горящих в тумане свечей и тени, мелькающие среди деревьев. Митрим не жаловал Рунд как наяву, так и в дреме, где старые боги, обретя плоть, распинали ее на алтарях. Камни, давно поросшие мхом, в видениях были чисты и покрыты старыми письменами. Но самым мерзким было то, что Рунд сама шла к ним. Ощупывала пальцами каждый каменный выступ, каждую трещину, худые лопатки упирались в скользкую плиту, пока чужие холодные руки вырезали узоры на ее теле. Рунд давно привыкла к боли, но здесь та была особенной – жгучей, острой, выедающей плоть.
Зато там, во снах, Рунд видела мир двумя глазами.
Дернувшись, Рунд вынырнула из сонного марева и на ощупь отыскала сгинувшее во тьме одеяло. Тонкое, оно с трудом согревало, но Рунд решила – лучше такое, чем совсем ничего. За время, проведенное в пещере, она пообвыклась и даже запомнила, где находится отхожее ведро. Воняло – аж слезилось в глазу. Но опять же куда хуже пришлось бы вовсе без него.
Бёв продолжал бросать камни в стену, и Рунд закричала, заранее зная, что не получит ответа:
– Лучше ударься своей головой, раз и навсегда!
Внезапно стук прекратился. Вместо этого раздалось шарканье, как будто Бёв поднялся и теперь ходил туда-сюда по камере.
– Надо же, как ты запела. – Голос у Бёва от долгого молчания сел и охрип, но говорил он спокойно и даже весело. – Думаешь, они тебя пощадили, а меня будут пытать? Как бы не так. Что случится, если им станет известно, на что ты способна? Оракул, как же. Ха-ха-ха! – Бёв зашелся в припадке лающего смеха. – Ты убила невинного ребенка. Что будет с тобой, когда они об этом узнают?
– И откуда, интересно? – Рунд старалась голосом не выдать страха и сжала дрожащие руки. – Ты расскажешь им, верно?