— Чтоб в случае моего ареста и они не пострадали от связи с врагом СССР.
Артузова взяли в мае тридцать седьмого прямо на рабочем месте. Тщедушного человека, отнюдь не первой молодости, по коридору волоком тащили два сержанта госбезопасности, а командующий арестом лейтенант отвесил подзатыльник, точно учительница нерадивому ученику. Тем самым дал понять: ты больше не корпусной комиссар ГБ, а лагерная пыль.
Через два месяца Артузов впервые увидел следователя прокуратуры, что зашел оформить финальный допрос. Бесконечно уставший от выматывающего ритма (до пятидесяти следственных действий в сутки по делам изменников Родины), прокурорский чиновник постарался не смотреть, во что превратился сидевший напротив арестант. Предшественники не потрудились привести его в приличный вид, хотя бы убрать колтун слипшихся от крови волос.
— Вы не признали вину. Представляю последний шанс, он позволит надеяться на снисхождение суда.
— Какого суда… — прошамкал обвиняемый. Часть зубов отсутствовала напрочь, от других сохранились пеньки. — Особое совещание. Списком. Да что говорить… Без меня знаете.
Следователь пометил в протоколе отказ от признания вины.
— Ваша вина подтверждена показаниями соучастников.
— Гэбисты говорили, что меня сдали Берзин, Карин и Штейнбрюк. Фуфло! Берзин не арестован — какой он соучастник?
Ответом послужило пожатие плечами. Арест — дело недолгое.
— Ни очных ставок, ни даже собственноручных признаний…
Прокурорский помахал исписанным листиком: мол, Штейнбрюк закладывает с потрохами. Обвиняемый упрямо дернул изуродованной головой.
— Подумаешь, одного вынудили… Остальные парни держатся, и я — тоже. Еще вопросы?
Следователь снял круглые очки и неторопливо протер их носовым платком. Выбивать признания — не его работа. К тому же злодей в несознанке отнимает меньше времени. Не виноват и все тут — распишитесь, увести. Но Артузов был первый за день, вызвавший неподдельный интерес.
Не сломленный. Не обозленный. Не цепляющийся за иллюзии. Спокойно ожидающий смерти.
— Только один вопрос. Как вам удалось?
— Выстоять?
Следователь кивнул.
— Элементарно. Мы, кадровые разведчики, готовились к провалу, к пыткам в застенках полиции, Дефензивы, Сюрте, Гестапо. Перенести любые издевательства, не выдать агентов, каналы связи, задание… — Артузов закашлялся, брызнула кровь — из разбитого рта или из легких. Он вытерся грязным рукавом. — Злая ирония, что в роли врагов выступают советские граждане.
Прокурорский подавил рефлекторное желание рявкнуть: это ты — враг советским гражданам. Счел за лучшее промолчать и слушать дальше.
— Я не знаю, кто приказывает уничтожать советскую разведку. Но вы не можете не понимать, гражданин следователь, что ваши действия и методы преступны, — он указал на свое изуродованное лицо. — Заказчики таких преступлений всегда уничтожают исполнителей. Вы — татарин?