Скажи

22
18
20
22
24
26
28
30

Было несложно догадаться, что его эта реплика не устроила: молодой человек сощурился ещё сильнее, однако ответом её не удостоил. Либо думал, что сказать, либо решил, что не стоит. Марине, впрочем, было ровным счётом наплевать – молчит, и замечательно. За сегодняшний день он уже наговорился.

Девушка резким движением вырвала руку и отступила на несколько шагов назад, не отводя взгляда. Поправила бутылку, зажатую под мышкой, так и норовившую выпасть, натянула шарф на продрогшую кожу шеи. Развернулась, желая поскорее уйти и забыть случившееся как страшный сон, однако для верности обернулась через плечо, затормозив буквально на пару мгновений, и произнесла, чётко выделяя каждый ледяной слог, летящий с губ:

– Рискни только ещё раз протянуть ко мне свои руки.

И пошла прочь, чувствуя, что сама кипит.

Он не отреагировал абсолютно никаким образом. Грязных слов в спину не прилетело, а снова остановить её он, к счастью, не попытался. Марина некоторое время думала, сколько же ещё он там простоял и стоял ли вообще, смотря ей вслед, глупо злясь на всё вокруг, а потом мотнула головой, выбрасывая осточертевший образ из мыслей, принявшись считать собственные шаги, каждый из которых отдавался в голове звонким стуком каблука осенней обуви об асфальт.

Мелко заморосил дождь; ледяной ветер ложился на открытые участки кожи, словно укрывая их покрывалом тонкого, но пробирающего до самых костей инея. Октябрь принёс с собой холодную погоду – градусы упали до пяти градусов выше ноля по Цельсию. Через неделю, так или иначе, уже ожидался минус, что было слишком несвойственно для этих краёв. Здесь зиму поджидали не раньше ноября.

Этот факт безусловно расстраивал. Тёплые летние деньки уже начали потихоньку таять в памяти. На их месте толстым, непробиваемым слоем нарастал холод, а за ним по пятам следовала необъятная, незаканчивающаяся, накрывающая с головой тоска. Истинно осенняя. Бравшая начало в пожелтевших листьях, постоянных безжалостных дождях и свинцово-хмуром небе. Подпитанная знакомой безысходностью приближающихся морозов, пронизывающих, проникающих насквозь, едва ли не подкожно. Лекарством от неё служили интересные книги, горячая кружка какао или чая и успокаивающая, почти что тёплая музыка.

Грусть, что наполняла душу людей, забиралась куда-то далеко за рёбра, откуда – Марина знала – её никто не вытащит. И покидала этот укромный уголок, только когда земля покрывалась плотным полотном снега, на волосы падали и не надеялись таять витые белыми нитями снежинки, а город начинал сверкать яркими гирляндами разноцветных огоньков, кричащих только об одном: скоро новогодние праздники. И потихоньку приходило понимание, что ведь действительно, так оно и есть.

Атмосфера праздника проникала глубоко под кожу, почти внутривенно, сворачиваясь в душе тёплым котом, мурчащим от блаженного удовольствия.

Такие мысли спасали от меланхолии, которая в это время завладевала головой вдвое быстрее.

Марина передёрнула плечом, чувствуя, как мурашки скакнули с плеч на кожу груди, и съёжилась сильнее, ускоряясь. Всё больше и больше испещрённый мокрыми точками дождя асфальт окрашивался в тёмно-серый, мокрый цвет.

Благо, до дома оставалась лишь парочка поворотов.

* * *

– Вот урод, – Диана нахмурилась, подпирая ладонью щёку и закидывая ногу на ногу. Свободная рука опустилась к бедру, скользнула к краю юбки, хватаясь пальчиками и неосознанно сминая быстро мнущуюся ткань, которую тут же прорезали мелкие полосы. – Егор, наверное, опять рвался набить ему всё, что можно.

Марина осеклась. Прикусила нижнюю губу и отвела глаза от взгляда Лисовской, как обычно проницательного, способного, кажется, без труда вскрыть черепную коробку и вытянуть все мысли наружу.

Так произойдёт и сейчас. И Диана не преминет посмотреть с осуждением.

Но блин.

Что-то внутри подсказало, едва слышно шепнуло, тихо-тихо, но Марина чётко расслышала – и ничего не сказала Егору о вчерашней не очень приятной встрече с Гордеевым. На немного прикипевшие к почти каждому разговору вопросы «как дела?», «ничего не случилось?», «точно?» она уверенно кивала головой, растягивала губы и твердила, что всё хорошо. Всё в полном порядке. Он успокоился сразу же, а следом – и она.

И все мысли о небольшой перебранке у магазина выветрились из головы вплоть до сегодняшнего разговора с Лисовской.

Марина прекрасно знала, что так делать не следовало. Стоило сказать. Хотя бы потому что так было бы честно. И правильно. Так бы она не соврала ему. Но знал бы кто, как Гейден не хотелось, чтобы Рембез из-за неё ввязывался в неприятности. А ведь это было уже не раз и не два: он ради неё готов ввязываться в них хоть каждый день, чёрт возьми, и это чертовски напрягало и пугало её.

Она чертовски сильно волновалась за него.