– Не нарывайся, Артур, – произнёс Егор через плечо, угрожающе понижая голос.
Что он от него хотел? Поразвлечься с утра пораньше захотелось, или как? Так ведь и по роже схлопотать легко можно.
– А то что? – выплюнул тот, вскидывая подбородок и брови.
Выражение лица было таким наглым, что аж руки зачесались. Егор медленно выдохнул.
– Хочешь проверить?
– Ну давай, попробуй, – Гордеев усмехнулся – немного мерзко. – Удивлён, что ты так спокоен. Или твоя подружка ничего тебе не рассказала? Надо же, как забавно.
При слове «подружка» что-то внутри с хрустом осыпалось. Егор нахмурился, поворачиваясь к Артуру, сжимая кулаки в карманах штанов. Ткань на костяшках тут же натянулась.
– Что ты сказал? – сквозь зубы, сдерживая в горле рвущуюся наружу ярость. Тревожный колокольчик заверещал в мозгу, но Егор только стиснул челюсти, усилием воли стараясь оставаться здравомыслящим.
И рассудительным.
И
Артур снова мерзко усмехнулся. Вскинул брови в нарочито показном удивлении, развернулся.
– Да пошёл ты.
И зашагал в сторону лестниц за ближайшим поворотом. Как раз туда, где они столкнулись.
Взгляд уткнулся в удаляющуюся спину, обтянутую чёрной тканью рубашки, пока Егор слишком отчётливо ощущал внутри себя злость, смешанную с раздражением. Опасная смесь. Легковоспламеняемая. Одна вспышка – и пиши пропало.
Потому что он был на грани. И внутри всё кипело.
– Что. Ты. Сказал, мать твою? – с чёткой расстановкой, хриплым, готовым сорваться после каждого произнесённого слова голосом.
Он хотел закопать Гордеева заживо под кафельной плиткой прямо в этом грёбаном коридоре, пока тот медленно останавливался, разворачивался и усмехался, снова вскидывая раздвоенный подбородок.
Где инстинкт самосохранения у этого кретина вообще?
– У вас глухота передаётся воздушно-капельным путём? Хотя нет, скорее половым, – зло хохотнул Гордеев, поправляя сумку на плече.
– О чём ты говорил? – глухим голосом поинтересовался Егор, игнорируя брошенную колкость.