Скажи

Нет, Паш. Всё совсем не в порядке.

Но кивает в ответ. В мозгу неразбериха, между висков неслабо пульсирует.

Смотрит на Гордеева. А тот вырывается, злится, что-то говорит, почти кричит. Гадкое, мерзкое. Низкое. Знает, что ничего не сделает. И ему ничего не сделают. Но выделывается перед публикой, играет до самого конца, выпячивая грудь, жалея свою уязвлённую псевдогордость.

Весь класс вывалился в небольшой коридорчик. Егор краем глаза видит, как они столпились у двери, и кожей чувствует взгляд Марины, сверлом впившийся в скулу.

И от этой всей суеты голова гудит. Хочется зажмуриться, но он только хмурит брови и продолжает смирять Гордеева уничтожающим взглядом, игнорируя практически весь окружающий мир. За исключением разве что зудящей щеки, где, как ему казалось, гуляли испуганные голубые глаза.

Он слишком поздно подумал о том, что её вопросов никак не избежать.

– Как вы это объясните? – голос классного руководителя дрожал. Она что-то говорила им, но слова звучали смазано, невнятно, практически неслышно, будто она говорила из-за глухой стены.

А сейчас Егор почему-то услышал. Это вынудило вынырнуть из омута мыслей и осознать, что его взгляд провалился в пространство на уровне Марининых сцепленных пальцев. Трясущихся то ли от напряжения, то ли от испуга.

Егору хотелось, чтобы это был испуг за него. Хотя скорее всего так и было. Чего стоила только лишь одна его разбитая губа, кровь из которой окрасила, он знал, всю нижнюю часть лица.

Одновременно с этим что-то горячее толкнулось в рёбра, когда Рембез всё же до конца осознал, как сильно она напугана происходящим. Она – нежная, тонкая, по-детски пугливая – сейчас была готова в самом деле прыгнуть к нему в руки, хотя бы для того чтобы вытрясти из него ответы на весь миллион с небольшим вопросов, скопившихся в огромных голубых глазах.

Так же, собственно, как и он сам. Разве что его глаза не выражали этого так явно и отчётливо.

– Вы обязательно объясните мне, что здесь произошло, молодые люди, но для начала, – строгий голос с едва заметными паническими нотками, – вы оба пройдёте со мной в медпункт сию же минуту! Что вы здесь устроили? И только попробуйте хоть что-нибудь выкинуть по пути, тут же отправитесь к директору!

Гордеев громко и с вызовом фыркнул, однако ослушаться не осмелился. Рванул руки, вынуждая парней отпустить его, и, гневно зыркнув в сторону Рембеза, неторопливо отправился в направлении медпункта, по пути подбирая свою сумку, расправляя плечи, чтобы рубашка, уже донельзя помятая и местами выбившаяся из-за пояса брюк, ровнее села на напряжённую фигуру.

Егор отвернулся от него, поправляя пиджак за лацканы, натыкаясь глазами и на свою сумку, лежавшую в паре метров от него.

– Одиннадцатый «Б», зайдите, пожалуйста, в кабинет, – снова начала щебетать классный руководитель, обращаясь к столпившемуся и бодро перешёптывающемуся кагалу выпускников. – Дожидайтесь меня там. И будьте добры побыть образцом тишины!

Егор снова сцепился взглядом с Марининым – до сих пор ничего не понимающим, но до чёртиков выразительным. Обещающим, что они обязательно ещё поговорят.

О, да, Марина. Мы поговорим. Обязательно поговорим.

Бросив на прощание девушке не менее красноречивый взгляд, чем у неё самой, Егор накинул сумку на плечо, вскидывая голову и наконец прикрывая глаза. Ему срочно нужна была минута тишины и спокойствия. Просто чтобы прийти в себя и продолжить мыслить здраво.

Или возможность отделать Гордеева. Тоже впрочем-то неплохая перспектива.

Мысль эта грела Егору душу, однако его одиночество оказалось недолгим. Через несколько секунд его нагнала Оксана Андреевна, начав увлекательнейшую тираду о том, насколько их сегодняшнее поведение отличалось от приемлемого в этой школе и как всё произошедшее этим утром до глубины души расстроило её, добродушную и мягкую женщину, так надеявшуюся, что это недоразумение случилось в первый и последний раз и ничего серьёзного и страшного за их действиями конечно же не стоит.