Марина терпеливо ждала ответа, наблюдая за неспешными движениями, сцепив перед собой руки.
Прошло не меньше полминуты, прежде чем он соизволил ответить:
– Не твоё дело, – и отвернулся, отстраняя холод от лица, проверяя зачем-то, остались ли на пакете следы крови. Слегка морщась при этом.
– И ты мне не скажешь? – поинтересовалась она, стараясь беседовать спокойно.
– А должен? – ответил вопросом на вопрос Артур, не поднимая на неё глаз, продолжая разглядывать пакетик в руке.
Она едва не зарычала от слепого бессилия, возводя глаза к потолку. Хотелось топнуть ногой от злости, забившейся в самые кончики пальцев.
Голоса за дверью стихли, и эта тишина слишком остро резанула по сознанию, чтобы остаться незамеченной. Гейден ждала, что вот-вот кто-нибудь выйдет из медпункта, и ей больше не придётся находиться с Гордеевым наедине.
Однако никто не спешил появиться, и воздух напитывался напряжением всё сильнее и сильнее. Сомкнутые перед собой руки начинали неметь.
– Что ты сказал ему? – предприняла ещё одну попытку Марина, утопая невидящим взглядом в звенящем пространстве перед собой.
Она краем глаза видела, как Артур посмотрел на неё и усмехнулся. А потом всё-таки произнёс, быстро и до ужаса самодовольно:
– Правду.
Это вынудило вырваться из омута мыслей и найти глазами юношу. Вопросительно поднять брови.
Правда – она ведь не одна на всех. О какой правде он вёл речь?
Гордеев повторил её выражение лица, невинно вздёрнув брови и округлив глаза. Его кривляния не раздражали – ей вообще было плевать. Мозг лихорадочно соображал, и девушка часто моргала, перебирая в голове варианты. Любой из них мог быть верным, в конце концов. Она ведь не знала толком, в чём дело.
Поэтому уже собралась сдаться и просто дождаться Егора, как вдруг в памяти ярко сверкнул маленький отрывок сегодняшнего утра.
Тихий ужас от внезапного понимания накрыл с головой. Резко, будто по щелчку. Остро и бесповоротно. Марина явно ощутила, как увлажнились ладони, становясь ледяными и мокрыми. Захотелось вытереть их о брюки, но она не могла поднять рук. Уставилась на не прекращающего лыбиться самым неприятнейшим образом Артура и почувствовала, что начинает ненавидеть его ещё сильнее. Всем своим сжавшимся в тот миг существом.
А ещё – досаду. Она почувствовала досаду. Как сильно она жалела в тот миг, что не сказала обо всём Егору ещё вчера, когда они увиделись через пару часов после её стычки с Артуром.
Рембезу вряд ли было приятно узнать об этом от самого Гордеева. Чёрт возьми, от этого понимания хотелось натужно завыть.