Вернувшиеся

– Дед-то как? Хворает, поди?

– Худо ему, давит в груди, – не стал скрывать Степан. – Ноги пухнут.

– Сбор мой от сердца пьет?

– Пьет.

– Так хоть немного полегче будет. Но ты особо не надейся, вылечить его мне не под силу. Да и никому другому… Сколько уж лет он землю топчет, пора и честь знать. Сердце у старика мягкое, дряблое, как гнилое яблоко, которое черви грызут. Не протянет долго, – жестко сказал Савва, и Степан хотел было возразить, возмутиться: зачем живого человека хоронить?

Но колдун задал новый вопрос:

– В городе был, значит. И как там? Ничего не слыхать?

«О чем это он?» – подумал Степан и собрался ответить, что все вроде бы как обычно, но вспомнил, что это не так.

Рынок – это ведь не просто место, где покупают и продают. Там четче всего слышен пульс города; люди обмениваются слухами и сплетнями, обсуждают, что происходит, узнают новости, о которых не прочесть в «Городском вестнике».

Напитавшись ими, наслушавшись их, кухарки и служанки, кучера и подмастерья, благочестивые жены и отцы семейств приносят эти вести в дома; как круги на воде, расплываются они по улицам и закоулкам, добираются до каждого жителя, и к вечеру даже те, кто не бывали на рыночной площади, знают, что тревожит умы горожан.

Сегодня все только и говорили о пропаже. Рынок гудел: молодой барин (сын крупного чиновника по почтовому ведомству) и его юная жена отправились на прогулку (кто-то утверждал, что они гостили у одного из местных помещиков и возвращались в город) и не вернулись домой.

Сгинули в лесах под Быстрорецком, никто не знал, где их искать.

Одни считали, что все случилось в ту ужасную грозовую ночь: молния, небось, попала в коляску, сожгла несчастных дотла. Другие спорили: молодожены пропали раньше, до грозы, скорее всего, стали жертвами грабителей.

Обо всем этом Степан и рассказал Савве. А тот, кажется, и не удивился, как будто заранее знал, что в Быстрорецке случилась беда. Хотя, быть может, и знал: недаром же колдовством промышляет.

– Вот, значит, как. Не нашли их. Что ж, хорошо.

«Чего же тут хорошего?» – вознамерился спросить Степан, но смолчал.

– Ты зайди-ка ко мне. От воды в ногах дам старику твоему травку одну, полегчает, – вдруг безо всякого перехода сказал Савва, а после пошел в сторону деревни, давая понять, что разговор окончен.

Глава третья

В юности у Никодима было прозвище Бык. Он не показывал виду, но втайне им гордился. Бык – животное мощное, с таким шутки плохи. Нрава Никодим был буйного: нетерпимый, горячий, то и дело встревал он в драки, а чаще сам же их и развязывал. Чуть что не по нему, глаза наливались кровью, кулаки сжимались, только что пар из ноздрей не валил – и Никодим бросался в атаку.

Однажды Быка поколотили на ярмарке едва не до смерти. Лушка, жена его, думала, что скоро овдовеет, но Никодим выкарабкался. Лукерья надеялась, что муж успокоится, поутихнет, и в каком-то смысле так и было: на людях Никодим не дрался, задирать других перестал. А вот ее, Лушку, колотил пуще прежнего, словно вымещая на ней злость и обиду на весь свет.