Вернувшиеся

– Ну? – спросил он.

Поначалу Лушка ничего и никого не увидела, но потом, приглядевшись повнимательнее, поняла, о чем говорит Никодим. За забором, возле куста черемухи, чернел силуэт: почти сливаясь с деревом, стоял там человек высокого роста.

Стоял-стоял, а потом отошел вбок, и в этот момент озаряющий округу неверный свет желтоглазой луны упал на ночного гостя. Стало очевидно, что это женщина. Черные, струящиеся по плечам волосы, круглое лицо, белые тонкие руки – показалось или они были чересчур длинными? Женщина была обнаженной.

Лушка смотрела на нее всего одно мгновение, а потом услышала сдавленный крик. Обернулась и увидела мужа лежащим на полу. Нагнувшись к нему («Батюшки святы, неужто помер?»), поняла, что Никодим дышит. Пока приводила его в чувство, пока помогала добраться до постели и лечь, про странную женщину почти забыла.

– Она… там? – еле слышно выговорил муж, придя в себя.

Лушка подошла к окну, осторожно выглянула.

– Нету никого.

Никодим прикрыл глаза.

– А ты ее видала?

Лушка хотела ответить утвердительно, но потом подумала: могло и померещиться со сна.

– То ли был кто, а то ли не было, – неуверенно ответила она.

Никодим заругался, дурой назвал, но Лушке показалось, что он рад этому ответу: если жена никого не видела, то и он мог ошибиться.

Муж отвернулся к стене и вскоре захрапел, Лушка улеглась на свою лавку, но долго еще не спала. Грезились ей то шаги, то шепот, но выйти на улицу и поглядеть, нет ли чужих во дворе, она так и не решилась. В окно тоже не смотрела: духу не хватало. Если смотреть – можно и увидеть. А всегда ли это хорошо?

Утром Никодим выглядел еще хуже, чем вчера. Глаза провалились, кожа казалась сухой и воспаленной. Похоже, ему было больно, ходил он, скрючившись, как старик, но все же поднялся с кровати.

Проверил сети – пусто. Помрачнев пуще прежнего, ушел к соседям и не возвращался весь день. Воротился в сумерках. Лушка суетилась по дому, собирала ужин, когда он ввалился из сеней, сжимая в руках большую бутыль, в которой плескалась мутно-белая жидкость.

– Не надо бы тебе пить, – заикнулась Лушка, но получила в ответ такой осатанелый взгляд, что предпочла замолчать.

Выпив залпом один стакан, Никодим потребовал закуски. Поругавшись на щи, дал жене оплеуху, но как-то вяло, вполсилы, а потом налил себе еще. Лушка, от греха подальше, молчала, старалась не попадаться мужу на глаза. Ушла бы в сени, но вдруг ему что понадобится? Заставишь ждать, хуже будет.

Она надеялась, что Никодим, слабый от хвори, что грызет его тело, от бессонной ночи и выпитого, скоро угомонится и ляжет спать, тогда и ей можно будет перестать бояться и прилечь.

Но Никодим все сидел за столом.

Наступила ночь. Тьма повисла за узким оконцем, в соседних домах все разошлись по кроватям, и Лушка с тоской подумала, чем же она так провинилась перед Господом: всю жизнь ни неги, ни радости, ни даже просто покоя. Спать и то не ляжешь, жди, пока ирод этот свалится без сил.