– Так уж и вершителем…
– Возможно, у Бабы Яги ретранслятор стоял, которые по всему царству-государству понатыканы, а когда ты предъявила ей обвинение и сослала в места безобидные, ретранслятору тоже пришел конец, – Дьявол послюнявил палец и выставил его над головой, будто проверял направление ветра. – Ну, так и есть! Прореха в радиоперекрытии, каналы не умножаются. Если бы еще пару штук завалила, может, научилась бы делить волны, чтобы не спорить со мной и не доказывать всякую ересь. Я любую частоту могу не только услышать, но и увидеть. И если бы умела, как я, понимала бы, что хорошего Благодетеля надо ценить, потому что на его место может такой прийти, что предыдущий ангелом покажется. В жизни так оно и бывает.
– Так надо их искать и уничтожать! – воодушевилась Манька. – Ну, если ты не против, – добавила торопливо, подлизываясь к Дьяволу. Она вспомнила, что победа ей досталась случайно. Только благодаря Дьяволу не выпила сонную отраву и вылила в зелье Бабы Яги, и вооружение с собой таскала, потому что не позволял ей от железа отлынивать, а еще предупредил, чего от старушки ждать. Без него мылась бы до смертушки. Какие диверсии, о чем она? Да ее лесное зверье схарчило бы у первой елки.
И Дьявол косвенно подтвердил ее мрачные мысли:
– Ты думаешь, они где попало стоят? Их нечисть охраняет. К тому же, восстановить поваленную вышку – плевое дело. Где одну повалишь – там десять новых построят.
«Ну и слава Богу!» – обрадовалась она, не имея ни малейшего желания отнимать жизни у дорогой сердцу Дьявола нечисти. Она еще от Кикиморы не оправилась, а теперь думай, как снять с себя подозрение за убийство свиньи. Какое может быть алиби, если в избах куда ни плюнь везде остались ее отпечатки. Оставалось тешить себя надеждой, что, когда Чрезвычайные Стражи вскроют подвал, им будет не до нее. А еще успокаивало то, что опознать в кабанихе-мутанте Бабу Ягу Стражам будет непросто. Ну, заглянула на огонек за пропуском, ну, помылась в бане… Отпечатки на кольях? Поверхность не полирована, а на шероховатой поди докажи, что это ее отпечатки. Судя по шкуркам за сундуком, гости у Бабы Яги бывали часто – мало ли какой разбойник старушку невзлюбил. «И со своими наглыми бесстыжими зенками прусь во дворец…» – укорила она себя. Хватит с нее убийств, уж лучше в лесу хорониться, чем тыкать в ничего не подозревающую нечисть осиновыми кольями.
С новыми силами двигалось легко. Спустя какое-то время она уже весело напевала под нос, изредка просматривая новости. На взгорках и открытых местах слышимость голосов усиливалась, но по радио передавали только гадости – охота слушать его быстро пропала.
Главное, что у нее снова была живая вода! И железная ноша не казалась такой тяжелой, как раньше. Шутка ли, наполовину сносила первую пару железных башмаков, стерла до половины железный посох, съела половину железного каравая! Раньше, пока признаки были не так заметны, избавление от железа казалось невозможным, но теперь – она не сомневалась – справится! А вечером, когда разбили лагерь, у Маньки появилась возможность по достоинству оценить удобство и незаменимую пользу неугасимого поленьего дерева. О хворосте теперь можно было не беспокоиться, хватило того, что собрали поблизости, и без разницы, сухой или сырой. Неугасимыми дровишки не становились, рано или поздно костер прогорал, но пока неугасимое полено оставалось в костре, дрова будто перенимали неугасимость, даже сырые ветки горели ровно, не дымили, разливая вокруг приятное уютное тепло. Теперь на каждом привале она могла согреться, подсушится, быстро вскипятить воду и разогреть обед, а на безветренную ночь, если не валил снег, даже шалаш перестали строить, зажигая под елью по контуру четыре костра, в каждый бросали щепку и устраивая лежак в середине.
Жизнь налаживалась…
Ветку-рогатину Дьявол втыкал в землю. Даже на дневных привалах она успевала пустить корни, а за ночь обрастала порослью, растопив снег вокруг. И часто Манька по утру обнаруживала себя в растаявшей луже, среди подснежников и молодой крапивы или сныти, не переставая удивляться и радоваться погодной аномалии и необъяснимому росту травы. Явление, само по себе, нарушало все мыслимые природные законы, но она к этому быстро привыкла.
Правда, пришла другая беда…
Все свободное время Дьявол начал истязать ее нешуточной физподготовкой, выжимая по семь потов. Ежедневно и изнурительно он гонял ее по лесу с утроенным остервенением, заставляя лазить по деревьям, хлестал нещадно тростью, пока она не достанет его посохом хотя бы разок. Он то вырастал из-под земли перед носом, то камнем сваливался с неба, то налетал, как хищная птица. Отбиваться от него по снегу, в железе и в темноте, орудуя посохом, как мечом, было нелегко, а уж когда начинал растягивать тело, трещали все кости. Прошлые занятия теперь уже казались ей детской забавой. Но убежать от Чрезвычайной Стражи, убеждал ее Дьявол, будет ничуть не легче, а они обязательно прочешут лес, когда Баба Яга не выйдет на связь, а случится это скоро. И, наконец, обливал ледяной водой, и только после этого рассматривал как человека.
– Да зачем мне это? – пыталась она увильнуть. – Я ж не на войну иду, я словом перемолвится и домой, в деревню свою. Пусть сначала докажут, что свинья и Баба Яга – одно лицо. Там столько трупов – меня обязательно должны наградить.
– Маня, где ты видела, чтобы в государстве чиновников за трупы еретиков и прочей мелкой шушеры наказывали? Каждая реформа – новые кладбища, кто там могилы считает? Ты не будешь давиться кофеями, – прорекал Дьявол. – Но две великие нечисти – Кикимора и Баба Яга – были распяты тобой, и каждая именно тебя назвала этим нехорошим словом, поэтому я обязан сделать для тебя что-то хорошее. А чему, кроме как бегать по лесу от праведного гнева Благодетелей, я могу тебя научить? Пользуйся мной, пока другой Бог утверждение Кикиморы и Бабы Яги не обратил вспять!
Ночи стали длинные, времени для физподготовки появилось с избытком. С места снимались с рассветом, после завтрака, который разогревали еще в темноте – то, что осталось с вечера: орехи, мороженные ягоды, грибы-трутовики и замерзшие по осени опята, бережно собранная крапива и сныть, вымахивающие за ночь в полный рост на обогретом пятачке, иной раз сморчки вырастали из-под снега еще раньше подснежников, рыба была с избытком – все шло в дело. Продолжали разорять беличьи, хомячьи и пчелиные запасы, выгребая из дупел шишки с орехами, мед и зерно из норок. Могли накопать у оттаявшего берега сладкие корни рогоза, заваривая чай, который был слаще сахарного. В общем, голодная смерть ей не грозила.
Преимущество дружбы с Дьяволом было в том, что он по каким-то своим признакам умел находить природные кладовые. Сунет руку в трухлявую корягу – вытащит на свет сотовый мед, часть возьмет, остальное оставит, потом аккуратно забросает трухлявый пень снегом. Сунет руку в дупло – и вот уже орехи на гостинец. Оттаял снег, попросит посохом поработать – и вот котелок отборного зерна. На худой конец, посвистит в прорубь – и выползут строем раки. Умел удивить. Но досыта не кормил, чтобы не отбить охоту к железу. И никогда не угождал, оставляя ни с чем, если она вдруг сама переставал искать, чем поживиться.
Как-то раз ударила оттепель, а через день мороз, обледенелые ветви ломались, как стекло. А потом налетела вьюга. Каждая веточка покрылась снежно-ледовым наростом. И как на зло от реки пришлось отойти. Чтобы добраться до почек и хвороста, приходилось отбивать толстую ледяную корку, а потом выковыривать их из-под острых намертво застывших ледяных осколков. И когда она намекнула, что неплохо бы перекусить, он ответил: да, надо – и смотрел голодными глазами. На другой день, когда желудок свело от голода, и она открыто попросила посмотреть вокруг, нет ли чего поблизости съестного, он ответил, удивившись ее просьбе:
– Маня, если б я под лежачие колоды манну сыпал, кто бы шевелился-то? В природе так заложено, что атавизмом становится все члены, в которых нет надобности. Я смотрю, ты решила колобком катиться по жизни?
Манька прикусила язык, а от ее сверлящего взгляда Дьявол не умер – даже не заболел.
Но как бы она не уставала, живая вода снимала усталость мгновенно. Отпив большой глоток и обтерев ступни и ладони, она добавляла в бутыль снег или наполняла ее в чистом незамерзающем роднике, чтобы на утро та опять была полной. Настроение поднималось – и в очередной раз Манька прощала Дьяволу издевательства, понимая, что была от них немалая польза. Последнее время она перестала чувствовать холод, уже не ныло к вечеру тело, увеличилось расстояние, которое проходила за день, и, сдавалось ей, не только живая вода была тому причиной.
ebooksa