Оттепель и дождь, а за ними тридцатиградусный мороз укрепили снег, образовав толстую корку наста – как накатанная дорога. И лед на реке установился крепкий, надежный, только очень скользко. Падая и чертыхаясь, Манька не раз помянула мечту про санки с опорой. Она чуть не сломала себе руку, а потом и шею. Дьявол, насмотревшись на ее неуклюжее катание на железной подошве и снегоступах, которые не выдерживали и постоянно разваливались, внезапно ухватился за идею: снял с нее котомку, развязал посохи, загнул концы. Без видимых усилий проткнул своей тростью каждый посох в пяти местах, просунул в дырки выструганные дощечки, закрепив их железными болтами, которые слепил из каравая, соединив посохи в пяти местах, как полозья, распарил ивовые прутья, кору липы и бересту, сплел большую корзину и закрепил на санках, а к корзине и дощечкам приделал перекладины в виде прочной ручки, чтобы можно было толкать санки впереди себя.
Облегчение Манька почувствовала сразу: груз, который давил спину, катился впереди нее и посохи снашивались сами собой. Санки получились надежные, сборно-разборные, легко выдерживающие ее вес. Она, наконец, перестала проваливаться на каждом шагу, легко удерживаясь на слежавшемся утрамбованном ветром снегу. И расстояние, которое могли пройти за день, резко увеличилось. У нее еще оставалось время узреть красоту сказочного зимнего леса, потрясающие по своему великолепию закаты красного солнца. Она вдруг начала замечать и яркогрудых птиц, и зайцев, и причудливые заносы, закрученные высокими волнами.
Путь омрачало лишь то, что в начале второй недели, когда они уже отошли на огромное расстояние от того места, где жила Посредница, вдруг, ни с того ни с сего, позади них начали трещать деревья, как будто по лесу бродили великаны…
Она каждый раз вздрагивала, испугано оглядывалась. На ум сразу же приходили рассказы местных жителей, будто в Зачарованном Горних Лесах сгинуло людей не меньше, чем в Мутных Топях. Даже дикий народец, привыкший к суровым условиям: браконьеры, охотники, старатели, разбойники всех мастей – не рисковали обживать края с этой стороны Безымянной Реки. Она пожалела, что зря списала все случаи исчезновения на Бабу Ягу и Кикимору. Конечно, в подвале избы и на болота нашлись бы многие из пропавших, но мало ли кто охотился за человеком. А что, если в самом деле бродили по лесу невиданные чудовища, которые искали крови? Сказок-то было много: чудовища, лешие, прочая лесная нечисть, которая недолюбливала человека, и уж если Баба Яга и Кикимора оказались далеко не сказочными персонажами, не верить в других было глупо. И кровь стыла в жилах, особенно когда хруст поваленных деревьев будил ее посреди ночи. Но дни летели, а великаны не подходили близко. И на какое-то время она успокоилась: если сразу не напали, вряд ли планировали, не такая уж она сложная добыча, чтобы долго с нею возиться. Видимо, Дьявол умел управлять и ими.
К концу второй недели вышли в чащу, не такую глухую, как лес позади. Местность стала холмистой, то поднимаясь, то опускаясь, местами на поверхность выступали скальные породы. На возвышенности, нет-нет, да и замечала она в белесой дымке неровности на размытом горизонте. Она была почти уверена, что это горы. И по карте до них оставалось меньше месяца пути. А порой, по ночам, она внезапно замечала селения, расположенные южнее Безымянной Реки. Огоньки жилых деревушек и провинциальных городишек в ночи вселяли в сердце надежду, и она вдруг поняла, что все было не зря, что все, что она задумала, еще может исполнится, и где-то там была дорога в обход Гор, а после цивилизованная часть государства…
И люди…
Сердце тревожно сжималось: как ее примут?
С ее проклятием ничего хорошего ждать не приходилось. Как схорониться от людского взгляда, чтобы не видели его, и неожиданно сообразила, что способ давно придуман: занавесь себя черными покрывалами – и кто узнает? Народ искренне верил, что за границей житье не худо, всякому иноземцу полагалось поклониться до земли, так что она могла пересечь цивилизованную часть государства даже с почетом. Вопрос, где взять соответствующие покрывала, пока пришлось оставить открытым: в лесу они не росли, по небу не летали – но уж на траурную-то материю как-нибудь заработает.
Последний вечер на исходе второй недели начался как обычно. Дьявол предсказал с утра метель, поэтому обустраивались основательно: заготовили дров на двое суток, поставили теплый, не продуваемый и непромокаемый шалаш, наготовили еды. Завернувшись в одеяло и неспешно потягивая чай, чувствуя в животе приятную тяжесть сытного ужина, Манька наслаждалась внезапным отдыхом. В шалаше было тепло, огонь неугасимого дерева согревал надежнее печки. Задержка на такой долгий срок должна была дать неугасимому дереву войти в полную силу, и она предвкушала встречу с летом посреди зимы, словно долгожданную поездку на заморское побережье во время зимнего отпуска. Ей хотелось уловить момент преображения, когда зиму сменяет весна, а потом лето. «Если за ночь крапива успевает подняться, за двое суток может грибы и ягоды подойдут!» – лениво думала она, слушая Дьявола.
В скучные долгие вечера, когда можно было не спать хоть до утра, Дьявол иногда давал ей накрыться краем плаща. Плащ у него имел необычные свойства. Она словно проваливалась между сном и реальностью в иные измерение и парила как Дух над образами его историй. Сказочник он был еще тот: перед глазами развертывались давние битвы, непобедимые герои, грифоны и василиски, давно исчезнувшие животные или иные миры, в которых уже давно наступила справедливость и божья благодать – и она внезапно забывала, где находится, будто само действо со множеством народа разворачивалось вокруг нее, и тогда она напрочь забывала об одиночестве.
Правда, утром образы истаивали, исчезая во тьме ее скудного умишка…
Например, рассказывал Дьявол, как на заре планеты огромный белый гриб вырастал в кипучем и горючем море-океане с целое царство-государство. Творожно-маслянистый субстрат имел жизнь, но не было в нем жизни, и только одно стремление пронизывало его – жить! Он плодился, делился и умирал, как первое существо. Океан кипел, устремлялись в небо клубы пара из метана и первого воздуха, закрывая небо пеплом и скрывая солнце, и били плазменные молнии – горел гриб, и падали сверху пепел, огонь и сера, и хоронили его глубоко под собой. И там, где гриб обрастал пеплом, появлялась запекшаяся корочкой земля.
– Много раз субстанция возрождалась и умирала, пока не научился изменять ее свойства и физическую форму, продляя агонию, – вплетал Дьявол в историю себя. – И понял: я – гений, и химия с биологией моя стихия – так появились вирусы, микробы, трава и деревья. Были они не так разнообразны, как ныне, но каждая несла в себе жизнь, и, если гриб умирал, споры растений и первых животных оставались жить, закрываясь надежной плотной оболочкой, в которой могут лежать миллионы лет. И если земля умрет, будет ли горячо, прорастут одни, будет ли холод, раскроют себя другие.
– Круто! – соглашалась Манька.
– Как консервы, сохранилось первое существо глубоко под землей, и люди не перестают удивляться, откуда столько черного калорийного золотишка взялось…
В принципе, – замечал он, – жизнь уже была до него. Не было одежки и приличествующих условий. Когда люди обрабатывают гору хлопка, чтобы получить тончайшее полотно, они бьют его, вытягивают и прядут нить. Пошив одежды для живых форм грандиозно смотрится человеку, но привычному мастеру нет хуже работы. Мне ведь за нее никто не платит, – сочувствовал он себе. – И как бы нужды особой не было. На кой ляд оно мне сдалось?
– Правильно, и я бы не мучилась! – соглашалась Манька. – А то сиди и думай, как эту поганую жизнь прожить. С другой стороны, красиво шить не запретишь, талантливый из тебя получился Кутюрье.
А еще рассказывал Дьявол, как миллионы лет назад ходили по земле звери, равные по размеру самым высоким деревьям, и горы им были как холмы – и был то явный косяк.
– Тот же динозавр: хотел, чтобы плыл, как корабль, а не подумал, что такую гору мяса надо чем-то насытить, а случись что: метеорит, болото, вулкан – корабль пошел ко дну. От непогоды, бедному, укрыться негде… – и молнии крышу сносят, потому что она чистый громоотвод.
Дьявол признался, что сначала всю одежду кроил круглую, по своему образу и подобию – клетки, бактерии, цисты… Потом изобрел геометрию и начал менять формы: кубики, ромбики, туфельки, звездочки… – а дальше больше, напридумывал приспособления: руки, ноги, хвосты, крылья, шеи…