И так появись биология.
А когда понял, что биология хорошо, вспомнил об оформлении…
И стал как художник…
Рассказывал Дьявол и о том, как забыл о планете, когда дел у него было по горло. Приходилось размышлять над тем, как сделать вечный двигатель вечным, чтобы не изнемог и не надорвался. Забыть ему было проще простого: везде жизнь, а ее проявления, как приятное воспоминание. И настала зима, потому что пепел вулканов надолго закрыл солнце – и умерло все живое, а потом вспомнил, и стала жара, но забыл выключить обогреватель и проветрить планету – и снова все умерло.
И так несколько раз.
И тогда решил поселить на земле человека, который бы умел позвать.
Но человек стал ужасом земли, как холод и жара – медленно уничтожающий все живое.
– Представь, нарисовала ты картину, бросила в угол и забыла, потом запнулась, а картина уже мышами поедена, подмочило, холст обветшал… Пространство, со всем, что в нем, то же самое, пока не запнулся… Человек – это другое, вселенная во вселенной, постоянный источник излучения. Там, за высоким забором, я как бы уже не хозяин, а арендодатель. Земля моя в вас заражается червями – терниями и волчицами, кровь вопиет от земли – как тут можно не обливаться слезами, понимая, что золото истоптано и распято?
Тоже косяк.
Но, с другой стороны, я внезапно понял, что именно в человеке могу видеть свое отражение. Вы то, чем я могу стать, если расслаблюсь, пойму, что мир мой должен терпеть меня и трусить за моими слабостями.
Вот как бы я сообразил, что я – Бог Нечисти, а не Господь?
– Ну-у… Ты же наихудших возвысил, а добрые и праведные унижены и у нечисти на побегушках. И сделать с нею ничего нельзя, она плодится и размножается, как гидра.
– Вот именно! Всем угоди, всех порадуй, каждого облагодетельствуй. Взаимоисключающие желания. Но как не Господь, если только я могу сделать человека бессмертным или объявить его персоной нон-грата?
А еще рассказывал Дьявол о том, как далеко-далеко от земли, на другой планете, хотят люди строить Авиа Лоновскую башню, что значит, Небесная Колыбель, которая бы достала небо. И сокрушался, что упадет. Строители понятия не имеют, как ее строить, ибо возгордились, а отрезвить некому. Как только начинает стыдить, сразу же слышит: «Никто ты и звать никак, потому что у тебя только кары небесные, а мы сыты ими по горло!» И постановили: всякое слово против Богочеловека, который пообещал им жизнь вечную, считать Дьявольским наущением, источник крамолы предавать смерти, а слово из богопротивных умов выжигать огнем и каленым железом.
– Вот откуда они это взяли? – сокрушался Дьявол. – Как родился, как умер человек – все перед глазами, и заявляет о себе, что он Бог. Но много ли таких же, знающие его, как облупленного, послушали бы и уверовали в него? А почему я, зная его не только снаружи, но изнутри, должен объявить своим Благодетелем? И раскромсают себя на несколько партий, и у каждой появится шифровальщик – и придумает им слова, чтобы смог понять только член единения, и рассорятся, и разойдутся в разные стороны плодиться и размножаться, чтобы сходиться и убивать инакомыслящих, а после, когда наступит голод глад, мор и прочие последствия бездумного прогресса цивилизации, все беды свалят на меня, будто это я с их мышлением пошутил и башню им снес, смешав языки, чтобы друг друга не понимали…
А еще рассказывал Дьявол о других людях, которые летают на крыльях от звезды к звезде, потому что башню построили правильно. И дивятся те люди неумелым строителям, но знают: рассказать им о законах градостроения – себе дороже.
Пробовали уже.
Хватают учителей, тащат в операционную и дырки во лбу выпиливают, вырезая телепортирующую железу, или начнут обвинять в домогательствах и прочих сексуальных извращениях и насилиях.
И обходят стороной мудрые строители горе-строителей. Разве что за теми же спорами залетят тайно, чтоб не убили, как инакомыслящих, и заберут последнее существо, чтобы вырастить в другом месте, а при исследовании и заборе проб применяют искусственное усыпление сознающей материи, чтобы вопли червей не слышать.
– В смысле? – удивлялась Манька. – У них что, червей нет?