Проснулась она с тяжелым чувством обреченности. Поначалу, когда она только собиралась в это удивительное странствие, все казалось легко. Легко топать в железе, легко тащить на спине запаски, и думалось, что выйдет она за огороды, а Радиоведущая – вот она!
Да не тут-то было!
О железный каравай она уже в который раз обломала все зубы. Дьявол обещал, что новые ломаться не будут, но ломались. Да так быстро, что едва из десны успевали показаться. Ну хоть росли! И почти не убывало железо, плохо стачиваясь о снег и убивая желание жить, все так же мозолило и снашивало мясо до кости. И получалось, не она железо, а железо ее изнашивает.
И домой бы воротиться, да куда? Если Дьявол не обманул, не было у нее больше дома – сгорела ее сараюшка. Когда-то этот сгнивший дом достался ей в наследство от бабки-опекунши. В двенадцать лет старушка решила продать ее на потеху собутыльникам, пришлось из дома сбежать. Работала на ферме – убирала за коровами, там же спала, в каморке и на сене под навесом, зато молоко было досыта, доярки хлебом подкармливали, иногда одежду давали – и школу не бросила, мечтая о том, что когда-нибудь станет большим и уважаемым человеком. А в середине зимы опекунша напилась пьяной и замерзла под забором. Искать и тащить ее домой оказалось некому.
Но никто стараний ее не оценил, и не было в деревне людей, которые бы согласились ее приютить. С таким грузом жизнь среди людей будет не легче, чем здесь, в глухом лесу. Странствие же, по крайне мере, делало ее жизнь непредсказуемой.
К слову сказать, когда ее гнали, Манька не обижалась. С голодухи железный каравай казался вкуснее. Худо ли бедно, одну четверть она осилила, и, если так пойдет дальше, лет через шесть все три каравая осилит. Срок большой, но начало ему положено – и где-то далеко, как свет в туннеле, маячил конец.
Шалаш остыл, уголья потухли, и костер теплился едва-едва. Дьявол экономил дрова, собранные накануне и держал костер не для обогрева, а отпугнуть хищников. Утро давно прошло, но метель закончилась – пора было собираться в дорогу. Она каждый день надеялась, что, наконец, выберется из этого проклятущего бесконечного Зачарованного Леса, но надежда была напрасной. Дьявол сказал, что он заканчивается у подножия Неизведанных Гор, а до гор по карте было еще ой как далеко! И охотничьи домики давно не попадались, крупа и соль подошли к концу, а хомячьи норы – глубоко под снегом, не доберешься, да и земля промерзла, ни топор, ни посох ее не берет.
Но, с учетом недавнего ночного разговора, может это не так плохо?
Господи, где ее только не носило! Места были разные – жизнь одинаковая!
И люди…
Вспомнив про вампиров, жить сразу расхотелось. Прошлым днем мела метель, и у нее было время подумать. Сомнения и размышления привели к тому, что нельзя умирать с долгами, лучше попытаться отравить жизнь отравляющим настолько, насколько получится, тогда жизнь не будет прожита зря, а смерть бесцельной. Главное, начало было положено: колодец и Кикимора не так много, но не так мало. Во-первых, объяснилась с драконами Благодетельницы, во-вторых, отплатила Кикиморе за изведенную скотину. И если раньше у нее оставалось перед Идеальной Женщиной какое-то чувство вины за убиенную тетушку, то на утро она встала со странным чувством свободы. Может, еще бы чего надумала, но пришлось идти ловить рыбу, чтобы не помереть с голоду.
Первой здравой мыслью после пробуждения была мысль запастись где-нибудь по дороге осиновыми кольями – единственное пока доступное ей оружие. Если сказки не врали про нежить, значит, и про остальное тоже. Методов против вампиров в сказаниях перечислили немного: колья из проклятого дерева, огонь, святая вода, кресты и солнце.
Но как-то странно, словно во дворце печки не топили, или как будто вампиры не ходили в церковь. Все четыре идеологии славили Благодетельницу – чего ей от них бегать?
Или святая вода?
Про воду Манька уже не сомневалась, есть только одна вода – живая, которая могла напугать вампиров, та самая, из колодца, которая лечила ее. И если раньше она почти смирилась с утратой заветной бутыли, то теперь с новой силой пожалела о своей беспечности, что не наполнила живой водой все пузырьки и емкости и не рассовала ее по всем потайным местам.
Натянула железные обутки, взвалила на плечи мешок, взяла в руку посох – и жизнь сразу показалась гнусной до неприличия. И даже услышала, как всеобщая Благодетельница опять расхваливает себя в эфире, наталкивая на тоскливые размышления. Грустные мысли ей сейчас были как раз не с ноги и короче дорогу не делали. До вечера надо было успеть найти новое укрытие, а еще найти еду на ужин. Последнюю неделю снег валил и валил, запасы давно не пополняли, отдел для еды в котомке был пустым, рыбы поймали немного, много перекатов, где вода не замерзла, рыба тусовалась там, а близко к ним не подойти – затянет под лед, не вылезешь.
Где-то недалеко завыли волки, – стая провожала ее.
Сердце ушло в пятки.
Рядом топал Дьявол. Только, если звери накинутся, какая от него помощь? Вряд ли стая напугается сорванной и брошенной ветром ветки. Наслать дождь или нагнать тучи, или наоборот, разогнать – это он мог, даже поднять бурю или подбросить хворост, если тот был рядом, но, когда заканчивался, обычно, стараясь себя не утруждать, ломал и гнал сучья ветром. Последний вариант у Дьявола получался криво-косо: летела, как правило, не одна ветка, а все сразу, закручивались в смерч, и костер разлетался углями на все четыре стороны. Ладно хоть позволил сплести себе лыжи, которые удерживали ее на снегу. Она голову сломала, придумывая такие, чтобы эти лыжи не мешали башмакам снашиваться, хотя снашивались они, разве что, когда она по льду скользила. Ну да бог с ними, сносит, когда лето наступит. Получились не лыжи, а снегоступы – тяжелые, громоздкие и постоянно ломались. Чтобы соорудить что-то приличное, нужен был инструмент, о котором она могла лишь мечтать.
Она скосила взгляд в его сторону. Дьявол, конечно, сразу утонул в снегу, застрял, покрыв трехэтажным матом и материальность, и свое любопытство.
ebooksa