Приговорён к свободе

22
18
20
22
24
26
28
30

– Взаимно, – он, наконец, расслабился и улыбнулся в ответ. – В любое время суток, – и обнял меня по-дружески, улыбнувшись так, что я едва не подавился воздухом. Неужели он считает меня своим другом? Впрочем, я совсем не против.

Вокзалы и поезда всегда привлекали меня своей особой атмосферой. В детстве я мечтал, что уеду куда-нибудь далеко-далеко на поезде, а с собой у меня не будет тысячи сумок, только единственный рюкзак. Сбылась мечта всего несколько дней назад – правда, теперь она мне не так нужна.

Достав карту города, я включил музыку и следовал по тихим после Рождества улицам, пытаясь вспомнить хоть какие-то тропинки. Почему-то не удавалось.

Уехав отсюда, я вычеркнул из своей жизни всё, что связывало меня с семьёй и родным городом. Поменял все номера, а вскоре и имя, ступив на борт корабля. Стёр из памяти всё, что приносило боль, но часто думал с улыбкой о маленькой сестре, всей душой надеясь, что она не забыла меня.

Я ожидал увидеть дом, похожий на тот, в котором мы когда-то жили – маленький, но чистый, аккуратный и вполне пригодный для жилья. Благодаря Джиму я узнал, что моя семья переехала несколько лет назад. Но даже предположить не мог, что дом окажется таким. Старым, будто заброшенным. С потрескавшейся дверью – казалось, что от неё совершенно нет смысла, сломать её сможет даже ребёнок.

Из трубы поднимался вверх дым, через тонкие стёкла я слышал, как гремит посуда, и разочаровался, понимая, что в таком случае мачеха должна быть дома.

Я открыл шатающуюся калитку, прошёл по тропинке, с трудом пробираясь через снег, и тихо постучался в дверь. Звуки в доме стихли. Я услышал быстрые шаги и детский голос: «Кто это?» Сердце защемило, а в горле пересохло. Отчего-то не мог выдавить из себя ни единого слова. Вопрос повторился, и я, наконец, ответил: «Посылка для Герды Романовой».

Дверь приоткрылась на несколько сантиметров. Я увидел знакомые зелёные глаза, подозрительно разглядывающие меня. Вьющиеся русые растрёпанные волосы, ямочки на щеках и миловидное личико. Кажется, будто она совсем не изменилась, но, разглядывая её внимательно, понимаю, что это не так. Герда очень изменилась.

Когда я ушёл из дома девять лет назад, сестре было три года, мне – девятнадцать. Именно из-за неё я задержался в этом городе ещё на год, а не сбежал в совершеннолетие, как планировал. Я ужасно скучал, но ничего не мог поделать – с семьёй оставаться дальше не представлялось возможным.

Девочка фыркнула и снова захлопнула дверь.

– Вы не похожи на почтальона.

– Герда… – тихо сказал я, прислонившись в двери. – С днём рождения, – я улыбнулся и достал из рюкзака коробку. Подарок был куплен ещё до того, как я взял билет на поезд и приехал сюда. Мольберт, краски и кисти, даже аккуратно сложенные, с трудом поместились в мой небольшой рюкзак. – Вот подарок. Можешь посмотреть, – добавил я, и двери вновь распахнулись, а глаза девочки загорелись.

– Что там? – взволнованно прошептала она, не решаясь взять коробку.

– Открой, – улыбнулся я, протягивая ей подарок. Она чуть дрожащими руками развязала красную ленту и раскрыла коробку, удивлённо ахнув.

– Это мне? – она взглянула на меня с безумной надеждой, оторвавшись от подарка. Я кивнул. Девочка покачала головой, будто всё ещё не верила, а через несколько секунд пригласила меня войти, отходя в сторону.

– А от кого этот подарок? – спросила она, поставив передо мной чашку с чаем и опускаясь на стул напротив.

– От меня, – Я сделал один глоток и продолжал внимательно разглядывать не только сестру, но и дом. И был прав, потому что он был ужасным не только снаружи, но и внутри. Старая, обшарпанная мебель, кухня будто сделана ещё в прошлом веке, лестница, я уверен, скрипит так, что девочка боится оттуда спускаться по ночам. А об окнах и вовсе говорить стыдно – они пропускали холод, так что Герде приходилось ходить по дому в тёплой одежде, чтобы не замёрзнуть.

– А кто вы? – девочка нахмурилась. Конечно, она не помнит меня, но я всё же надеялся, что в её памяти всплывёт хоть что-то из раннего детства…

– Смотри, – достал из рюкзака бумажник и маленькую фотографию, на которой был изображён я, держащий на руках маленькую Герду и ясно улыбающийся. Правда, теперь меня на этой фотографии почти невозможно узнать – пластическая операция и протез сделали своё дело.

– Это ты? – девочка, нахмурившись, посмотрела на меня, а когда я кивнул, снова обратилась к фотографии, вглядываясь в лицо ребёнка у меня на руках. – А это… – она удивлённо подняла голову, будто прекрасно всё понимала, но боялась сказать это вслух.