На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Дело в том, что готовится новая экспедиция, под начальством Гарибальди.

— Гарибальди! Да, да, да… Понимаю! Еще в Милане я слышал кое-что о какой-то таинственной экспедиции. Но у меня было в эти дни столько других хлопот, что я не обратил на это внимания. К тому же я думал, что это одна пустая болтовня.

— Какая болтовня! Нужно тебе сказать, что синьор Федерико нарочно приехал из Брешии в Сесто-Календе[189] и остановился у своего друга, священника.

— Федерико женился?

— Да, и жена с ним. Синьора Джулия остается в Сесто у дона Луиджи, а муж ездит взад и вперед из Сесто в Геную и обратно.

— Как! Зачем?

— Известно, зачем: уговориться с Гарибальди и со штабом.

— Да, а куда направляется экспедиция?

— Неизвестно. Но что нам за дело? Гарибальди знает — и этого достаточно.

— Совершенно согласен. Ты, Валентин, тоже едешь?

— Разумеется.

— А Федерико?

— Синьор Федерико пойдет после, с другой экспедицией. Гарибальди желает, чтобы он оставался в Генуе собирать людей и деньги. Сначала тот не хотел и слушать; но под конец должен был согласиться, тем более, что дон Луиджи тоже стал уговаривать его. Насколько я мог понять, он уйдет после с Медичи.

— В таком случай остаешься и ты?

— Нет, нет. Я еду с первой экспедицией: с Гарибальди, Биксио, Сиртори[190], Тюрром[191] и прочими. Я объявил уже это синьору Федерико и он ответил мне, что хотя ему и жаль расставаться со мною, но что я совершенно свободен располагать собой.

— А сколько вас будет?

— Да кто его знает! Во всяком случае, едва ли будет больше тысячи.

— Немного, черт возьми!

— Ну, да что значит число, когда с нами генерал! (Так звали Гарибальди его воины).

— Видишь ли, — продолжал Валентин, — генерал любит, чтоб у него было мало людей (лишь бы они были надежны), чтобы делать свои быстрые и неожиданные нападения, для которых он, кажется, рожден… ну, да и ты сам знаешь это.