— Да ни за что! — снова подал голос Семен. — Неповинен я ни в чем, как есть неповинен!
— Врешь собака! — искренне возмутился второй ярыжка. — Кабы ты у нас невинен был, тебе бы голову ссечь не велели…
— Это верно, — не смог удержаться от смешка царский телохранитель. — Невинных только если батогами, да и то в меру.
— Так и я о чем!
— Господин Михальский, — взмолился бывший стрелец. — Спаси меня от неправой казни, если не за ради моих былых заслуг, так хоть во Христа имя!
— Ты знаешь меня? — удивился Корнилий.
— Так и ты меня помнить должен. Я ж тот самый стрелец, что вора Телятевского побил и царский венец отнял…
— Семен?!
— Я, господине мой добрый! Не дай погибнуть душе без покаяния!
— Вот что, — велел ярыгам бывший лисовчик, — человека сего я от вас забираю, ибо ведаю за ним слово и дело государево!
— Твоя воля, — поклонился первый из них, — а только что нам нашему начальному человеку сказать, коли спросит, куда этот супостат девался?
— Если дьяку Ивану Тарасьеву сыну Грамотину так интересно, — хищно улыбнулся Михальский, — так пусть у меня и спросит.
— А может, не станем ничего дьяку-то говорить? — задумчиво сказал второй, провожая взглядом подручных царского телохранителя, забравшего у них добычу.
— Опасно, — покачал головой его товарищ, — а ну как они встретятся?
— Скажешь тоже! Где такое видано, чтобы от Михальского живыми возвращались?
Ожидая Филарета, я немного нервничал. Мужик он умный и жесткий, и при всем при этом очень популярный. Для аристократии он в доску свой, потому что один из них. Вместе от Годунова натерпелись, вместе самозванцу кланялись, вместе польского королевича на царствование звали, а также предавали, наушничали, родиной торговали…
Простому народу тоже свой, во-первых потому что русский, а во-вторых, любят у нас «страдальцев», а Филарет, как ни крути, в плену был, причем не во Владиславовой думе, как иные и прочие. А что патриархом стал в Тушине, так его за это даже неистовый Гермоген[32] не корил.
Помимо всего этого, хоть и выставляет себя ревнителем старины, при этом вовсе не чуждается нововведений. Понимает пользу образования, книгопечатания, мануфактур и прочего. Более того, сторонник централизованного государства и сильно руки, правда, понимает это своеобразно. В той истории, что здесь знаю только я, был чем-то вроде кардинала Ришелье. Заполучить бы такого в союзники, цены бы ему не было… только как?
Благослови, Владыка, — поклонился я вошедшему Филарету.
Тот на мгновение смешался, видимо не ожидал. Дело в том, что обычно положенный церемониал мы соблюдаем только на людях, а вот наедине у нас разговор другой. В таких случаях, ни он ни я не стесняемся.