Азовский гамбит,

22
18
20
22
24
26
28
30

Ответом мне было долгое молчание, после чего Филарет глухо спросил.

— Что ты хочешь?

— Какая разница, чего я хочу? Важно то, что для государства требуется. Руси без православия не жить, это верно. Но ведь и православию без России не быть. Кто кроме нас есть? Фанариоты лукавые, что многажды хуже турок? Или литвинские магнаты, давно в душе ставшие униатами? Нет, только мы остались.

— Давно ли ты сам греческую веру воспринял?

— Что не похож на вас? — грустно усмехнулся я. — Почти десять лет царствую, а никого не казнил без вины, не предал, не разорил ради собственного удовольствия. Так что ли? Вы на меня малым делом с кулаками в думе не кинулись, а я никоторого не велел медведями затравить. Даже сейчас, грожу тебе, а ты мне не веришь, что злодействовать стану. А ведь ты, Владыка, как ни крути, изменник! Спрашиваешь, чего я хочу? На самом деле, немного.

— И чего же?

— Простых вещей. Помощи. Поддержки. Преданности.

— А взамен хочешь церковь по миру пустить? И желаешь, что бы я, патриарх русский, тебя поддержал? Да в уме ли ты?! В свое время, великий государь Иван Васильевич третий, также хотел земли монастырские под свою руку прибрать, да только с годами одумался и не стал творить пагубы сей!

— Есть и иной путь. Вотчин церковных не трону. Налогами только обложу и велю даточных людей давать в войско. Твоих родных тоже за ради их прежней верной службы пощажу. Ни земель, ни иных богатств отнимать не стану. Напротив, дело поручу легкое, и коли опять не опростоволосятся, так и опалу сниму. Ты же, как хочешь. Или монастырь себе сам выбери, или вовсе в мир вернись. Тебя ведь против твоей воли постригли? А я на твое место найду человека духом свободного и помыслами великого. Такого чтобы не только про сегодняшний день думал, но и про грядущее мыслить мог. О том, что вокруг делается. Что надобно не за мошну держаться, а народ просвещать. Книги печатать. Дома каменные строить. Веру Христову в самые дальние уголки нести. В Сибирь, на Кавказ и иные места…

— Да бывают ли такие?

— Один точно есть. Во Франции. Княжеского рода, кардинал тамошний и первый министр короля. С врагами воюет, аристократов к ногтю прижал, ремеслам покровительствует, — начал рассказывать я, одновременно пытаясь вспомнить, добился ли на этот момент Ришелье хотя бы половины того, что я описал.

— Уж я не знаю, как там во Франции, а у насмногогрешных, кардиналов не водится…

— Тогда вспомни святителя Алексея Бяконта, бывшего регентом во время малолетства князя Дмитрия Ивановича. Разве он не крепил государство? Не смирял удельных князей? Разве без его трудов удалось бы татар на поле Куликовом одолеть…

— То когда было!

— А сейчас разве от крымцев угроза меньше? Разве не уводят они людей наших в неволю? Разве не разоряют городов и сел? Помоги мне, Федор Никитич, поддержи, чтобы я мог это разбойничье гнездо каленым железом выжечь!

— Помилуй, государь! Где мы, а где Крым? Куда нам с нашим сиротством против осман с татарами!

— Если бы Сергий Радонежский и Дмитрий Донской так думали, мы бы доселе под Казанью ходили! — почти выкрикнул я, но потом посмотрел на Филарета и махнул рукой. — Я прежде думал, что ты… Все, уходи. Достал ты меня!

— Не боишься живым отпустить?

— Нет, — отмахнулся я.

— Что ты за человек? — вздохнул патриарх. — Только что мне и роду моему погибелью угрожал, а затем яко змий искуситель дорогу к раю на земле расписывать начал.