Азовский гамбит,

22
18
20
22
24
26
28
30

— На доброе дело, или не очень? — мрачно осведомился глава церкви.

— А вот это для кого как. Для государства нашего и страны, полагаю, что доброе. Для людей же, по-разному.

— Так не бывает, чтобы всем хорошо, — согласился патриарх. — Ладно, говори что замыслил. Если что хорошее задумал, то благословлю, а нет, так не обессудь!

— Земский собор хочу созвать.

— На худородных опереться хочешь или пятину на свои затеи непонятные попросить?

— Ни то, ни другое. Хотя, конечно, если получится, не откажусь. Но главное не в этом. Ты, верно, слышал, что самые доверенные мои дьяки заняты изучением наших древних законов, указов, а так же тех, что в иных землях есть?

— Откуда мне знать о делах государственных? — постным голосом отозвался Филарет, но по выражению лица ясно было, все он знает. Донесли доброхоты!

— И вот что выяснилось, Владыка. Прежние указы часто и густо друг другу противоречат. Да что там, даже в приказах все по разному устроено. В одних одно в книгах записано, в других иное…

— А кто тебе, великий государь, виноват в том, что ты за неполный десяток лет своего царствования больше указов издал, чем прежние цари со времен Стоглавого собора?

— А ты думаешь, там все гладко?

— Церкви земные дела безразличны, мы Господу служим!

— Будь, по-твоему, — пожал плечами я. — Если желаешь, расскажу тебе про задумки, кои будут касаться церкви. Все белые земли, а равно и слободы, неважно вотчинные или монастырские будут упразднены. Все станут посадскими и будут нести государственное тягло. Тоже касается церковного суда, да и вообще всей автономии. Закон будет един для всех!

Патриарх открыл было рот, чтобы возразить, но я поспешил остановить его.

— Это еще не все! Дослушай сначала, а потом возражать будешь. Те вотчины, что были приобретены монастырями за последние сто лет, будут у вас отобраны, для испомещения дворян и детей боярских.

— И тех, что пожертвованы по посмертным вкладам? — не выдержал Филарет.

— Все! — отрезал я. — Закон будет прост. Владеешь землей — служи. Иному не быть! А если кто желает на дело богоугодное дать, так пусть дает деньгами или еще каким припасом, но не землею!

— А если не согласимся?

— Тогда всю землю отберу!

— Я смотрю, государь, ты по младости лет совсем Бога не боишься?

— Бога боюсь. Греха тоже. Но в том, что монастыри яко пауки все вокруг себя своею паутиной оплели и последние соки из людей и округи высасывают, я Божьей воли не вижу. Не то он заповедовал!