Но тут викингов ожидал неприятный сюрприз: мавры захватили с собой переносные огнеметы. Как только первая линия драккаров приблизилась на расстояние выстрела, на них обрушился ливень горящего масла. Просмоленные деревянные палубы мгновенно вспыхнули, и боевое построение распалось. В итоге из шестидесяти кораблей Хастейна войти в пролив и ускользнуть от противника смогли только двадцать: остальные погибли.
И Хастейн, и Бьёрн уцелели, но этот эпизод изрядно испортил удовольствие от богатого на добычу похода. Чтобы возместить потери, они решили разграбить несколько городов на Северном побережье Испании. На этот раз их целью стала Памплона – столица маленького христианского королевства Наварра. Во время набега викингов король Наварры, Санчо Гарсес, оказался в городе и был захвачен в плен. Получив за него выкуп – круглую сумму в семьдесят тысяч золотых монет, – викинги почувствовали себя отомщенными и, наконец, вернулись на Луару.
Здесь два предводителя расстались: Бьёрн отправился в Скандинавию, где и прожил остаток своих лет в довольстве и славе, как знаменитый морской король. Хастейн же снова взялся за старое: он принялся разорять долину Луары и добиваться откупных от короля франков, Карла Лысого. В 885 году он принял участие в осаде Парижа, а когда та обернулась неудачей, пересек Ла-Манш и вторгся в Англию (к тому времени ему было уже под шестьдесят).
Однако Уэссекс был уже не такой легкой добычей, как когда-то. Потратив пять лет на почти что бесплодные набеги, Хастейн навсегда исчез со страниц истории. Впрочем, за сорок лет грабежей и бесчинств он сделал поистине блистательную – для викинга – карьеру, превратившись в одного из самых грозных людей своей времени. Во времена, когда путешествия и сообщение между странами были делом весьма нелегким, Хастейн добился того, чтобы имя его внушало страх повсеместно – от Африки до Британских островов. Французы, чаще всего страдавшие от его жестокости, называли его «кровожадным разорителем Луары и Сомы».
Надо полагать, и Бьёрн, и Хастейн (как и другие сопровождавшие их ветераны) любили рассказывать о своих приключениях, чтобы скоротать зимний вечер в тепле и уюте пиршественного зала и развлечь слушателей кровавыми подробностями набегов и битв. Их поход и впрямь был дерзкой авантюрой, потребовавшей немало храбрости и по праву закрепившей за ними репутацию неустрашимых воителей. Но повторить этот подвиг – в отличие от нашествия Рагнара на Париж – никому не хотелось. Западное Средиземноморье было слишком далеким, а на его берегах обитало слишком много организованных и хорошо вооруженных врагов. Для успешных походов викингам нужно было строить крепости – промежуточные базы, позволявшие постепенно расширять зону набегов. Но ни исламские халифаты, ни империя франков не допустили бы на своих землях ничего подобного. Отказавшись от мечты о Средиземноморье[106], викинги сосредоточились на Англии и Франции. Однако то было лишь начало великой эпохи открытий: когда Хастейн и Бьёрн отправились на поиски Рима, норвежцы стали прокладывать себе дорогу на запад.
Глава 12. Передовой рубеж
Большинство своих открытий викинги совершили, переплывая с острова на остров. Так, под конец VIII века они открыли Шетлендские острова – архипелаг примерно в 100 км к северу от побережья Шотландии. По всей вероятности, эту группу из трехсот с лишним каменистых необитаемых островов первыми обнаружили норвежцы, поскольку она расположена почти прямо к западу от Бергена – крупнейшего западного порта Норвегии. На этих островах викинги стали разводить скот (в основном овец и коров), чтобы пополнять здесь запасы по дороге на юг.
Примерно полвека спустя викинги открыли еще один архипелаг в 275 км к северо-западу от Шетлендского – Фарерский, состоящий из семнадцати безлесных островов. Архипелаг стали использовать с той же целью – для разведения скота и производства шерсти и солонины.
Продвигаться дальше на запад будто не имело смысла. Даже Фареры лежали сильно в стороне от основной цели викингов – Британских островов, а искать в океане еще какие-то крохотные скалистые островки казалось бесполезным, да и опасным – учитывая частые туманы, сгущавшиеся над Северным морем, и внезапные бури.
Именно поэтому Исландия была открыта по чистой случайности. Викинги ориентировались в море на основе внимательных наблюдений и методом проб и ошибок так как сложных навигационных инструментов у них не было. О близости суши викинги судили по цвету воды, по переменам в полете птиц и по наличию плавника. Географическую широту днем определяли по положению солнца в полдень, а ночью – по звездам. Если же и днем, и ночью было пасмурно, оставалось полагаться лишь на интуицию.
Северные мореходы были на редкость прагматичными. В «Саге о людях из Лососьей долины» приводится рассказ об Олафе Павлине, который безнадежно заблудился в тумане и дрейфовал без цели день за днем. Когда туман, наконец, рассеялся, моряки принялись спорить, в какую сторону вести корабль дальше. После долгих разговоров они сошлись на одном решении и сообщили Олафу, своему предводителю, о своем выборе. Но прожженный морской волк не принял их решения и предоставил выбор опытному кормчему. «Я хочу, чтобы решение принадлежало тем, кто разумнее других, – заявил он. – Потому что я считаю, что совет неразумных людей тем менее нам пригоден, чем больше их соберется вместе».
Примерно в середине IX века норвежец по имени Наддод заблудился по пути к Фарерским островам и промахнулся на целых 650 километров. Когда его корабль, наконец, пристал к неизвестному берегу, Наддод приказал своим людям отыскать какое-нибудь поселение, чтобы понять, куда они попали. Но следов человеческого жилья поблизости не нашлось. Тогда Наддод поднялся на гору, осмотрел окрестности и не увидел ничего, кроме огромной ледяной равнины, – ни домов, ни дыма, шедшего из труб. Придя к выводу, что эта земля необитаема, норвежцы вернулись на свои корабли. Как раз в это время повалил густой снег, и Наддод решил назвать свою находку Снэландом – «Снежной землей».
Без сомнения, викинги были разочарованы, что в новых краях не нашлось богатых и беззащитных монастырей, но, возвратившись в Норвегию, Наддод и его товарищи рассказали всем, что к северо-западу лежит ничейная земля, пригодная для заселения. Слухи об этом достигли Швеции, и один местный купец по имени Гардар решил отправиться к неизведанным берегам. Ухитрившись пройти тем же путем, что и Наддод[107], он достиг восточных берегов Исландии, но высаживаться не стал, а вместо этого отправился вдоль побережья, чтобы выяснить, насколько велика эта новая земля. Убедившись, что перед ним не материк, а остров, Гардар распорядился пристать к берегу, поскольку погода к тому времени сильно испортилась. Вместе со своими людьми он построил дом на северном побережье, где викинги переждали суровую зиму, питаясь яйцами чаек и дарами моря. Не обнаружив на острове ни людей, ни крупных хищников, Гардар назвал его в свою честь – «Гардарсхольм», то есть «Остров Гардара» – и пустился в обратный путь[108]. Но, как гласит предание, по меньшей мере один из его спутников – некто Наттфари («Ходящий в ночи») – предпочел остаться на острове в обществе раба и рабыни и стал первым постоянным поселенцем в Исландии.
Вскоре у него появилась компания. В конце IX века норвежский викинг по имени Флоки отправился в Исландию с явным намерением заселить новую землю. Согласно легенде, он взял с собой семью, друзей и домашний скот, также прихватил трех воронов, которых время от времени выпускал по одному. Когда один из воронов не вернулся, Флоки понял, что птица нашла сушу, и повел корабль в ту сторону, куда она полетела. За это его прозвали Вороньим Флоки.
Пройдя вдоль южного побережья острова, Флоки и его люди высадились в месте, которое позже стали называть Озерным фьордом, и основали поселение. Летом в Исландии было хорошо, солнце светило почти круглые сутки, пастбищ хватало с избытком, а кое-где даже росли березы, пригодные для постройки домов. Но затем наступила зима, а с ней пришли беды. Поселенцы не успели заготовить достаточно сена, и весь их скот за зиму погиб. Отплыть домой они тоже не могли, потому что льды перегородили выход из фьорда. Выбраться из ледовой западни удалось только к лету, и разочарованный Флоки вернулся домой, в Норвегию. Когда его расспрашивали о новой земле, он утверждал, что та территория непригодна для жилья, и называл ее Исландией – «Страной льдов».
Однако ни его неудача, ни дурные отзывы не отпугнули других колонистов[109]. Всего через год или два другой норвежец, Ингольф Арнарсон, повторил его попытку, и в этот раз все получилось.
Едва ли кто-нибудь, кроме викинга, нашел бы Исландию привлекательной. С точки зрения европейцев IX века, это был бесплодный одинокий остров на краю света. Исландия лежит у самого Полярного круга и, в целом, пригодна для жизни, но едва-едва. Западное, юго-западное и отчасти северо-западное побережье омываются водами теплого Северо-Атлантического течения, но многие фьорды, как и значительная часть береговой линии, большую часть года перекрыты айсбергами и плавучими льдинами. Из-за этого подойти к берегу было нелегко: обшивка кораблей была тонкой, всего 2–3 см в толщину, и пробить ее мог даже небольшой айсберг. А подходящей древесины для ремонта могло и не найтись: Исландия в основном безлесная страна, хотя и превосходит по площади Англию, Уэльс и большую часть Шотландии, вместе взятые. Большая часть ее покрыта вулканическими нагорьями и ледниками, которые тянутся через весь остров, почти на 500 км. Для поддержания хозяйства и нормальной жизни пригодны лишь прибрежные зоны – около 15 % всей территории Исландии.
Первые норвежцы, что заглянули во внутренние области острова, наверно, подумали, что перед ними – прообраз Рагнарёка, последней битвы, в которой древние инеистые и огненные великаны уничтожат мир пламенем и льдом. Исландия с ее вулканами, ледниками и долгими беспросветными зимами должна была казаться наглядным предзнаменованием этих грядущих событий.
Под поверхностью острова проходит Срединно-Атлантический хребет – линия расхождения Евразийской и Северо-Американской тектонических плит, – чем и объясняется обилие гейзеров и действующих вулканов. Вулканы регулярно извергают лаву, от которой подтаивают ледники, и образуются облака пепла, выпадающие по всему острову[110]. Пепел губит растения, сводя на нет попытки систематического разведения скота: у животных, питающихся загрязненной травой, страдают зубы и десны (из-за высокого содержания сульфидов в вулканических осадках), что в большинстве случаев влечет за собой гибель. В подобных случаях викингам-колонистам приходилось забивать большую часть скота, а запасов мяса хватало не надолго, поэтому сытые годы нередко чередовались с голодными[111].
Итак, выживать на новой земле было непросто – даже скандинавам, привыкшим к непростым условиям жизни на побережьях Северной Атлантики. От всех поселенцев требовалось слаженное сотрудничество, а слабые попросту погибали. Перефразируя лозунг другого основателя другой колонии, «кто не работал, тот не ел».
ebooksa