В серой зоне

22
18
20
22
24
26
28
30

Молчание. Я весь извелся.

– Сработало? – крикнул я.

Опять тишина. А потом в наушниках затрещало.

– Ваша мать покинула этот мир.

Я не верил своим ушам.

– Ты уверен?

– На сто процентов! Ясно как день. Ваша парагиппокампальная извилина зажглась, точно новогодняя елка. Значит, что вы воображали, будто гуляете по дому, то есть отвечали мне «нет». Правильно? Ваша мать умерла?

Я и представить не мог, что, услышав однажды слова: «Ваша мать умерла», расплывусь в счастливой улыбке.

– Давай повторим! – в восторге крикнул я. – Задай мне другой вопрос!

* * *

К концу сеанса было задано три вопроса, и я успешно ответил на все, используя только свой мозг. Когда меня спросили: «Вашего отца зовут Крис?», я снова представил, что хожу из комнаты в комнату, потому что ответ – «нет». Крисом зовут моего старшего брата. А вот когда меня спросили: «Вашего отца зовут Терри?», сделал кое-что другое: вообразил игру в теннис, мысленно ударив мячом в сторону соперника. Потому что именно так я должен был сказать «да». Моего отца действительно зовут Терри, и, воображая игру в теннис, я сообщил это Мартину, который сидел в комнате управления. Я передал ему имя моего отца, просто изменив структуру активности в мозге.

С помощью научно-технического волшебства Мартин смог прочесть мои мысли. Не телепатически, конечно, не буквально. Мои мысли были перекодированы в модель мозговой активности, которую распознал фМРТ-сканер и высветил на мониторе компьютера, перед которым сидел Мартин. И Мартин эти светящиеся пятна «прочитал». Он прочитал мои мысли!

Эксперимент удался! Мы показали, что можем использовать МРТ для двусторонней связи с пациентом в аппарате фМРТ. Мы могли задавать вопросы и расшифровать ответы, глядя на происходящее в мозге человека. С восхитительной простотой. Мы получили именно то, что искали.

* * *

Прежде чем привлекать к исследованию пациентов, требовалось ответить на множество вопросов. Насколько надежен наш эксперимент? Всем ли пациентам можно его рекомендовать или только некоторым? Я провел в сканерах много времени и знал, как заставить работать мозг определенным способом. А что, если это давало мне преимущество перед другими потенциальными испытуемыми?

Чтобы отмести все сомнения, Мартин просканировал шестнадцать добровольцев: игра в теннис означала «да», передвижение по дому – «нет». Шестнадцать человек. По три вопроса каждому. На проведение эксперимента потребовалось две недели. Когда все ответы были получены и обработаны, Мартин, сияя, влетел ко мне в кабинет. Я сразу понял, каков результат – все было написано у Мартина на лице. Отслеживая закономерности мозговой активности, он сумел правильно расшифровать ответы на каждый из сорока восьми поставленных вопросов. Получилось! Установить двустороннюю связь с помощью фМРТ возможно!

Конечно, чтобы получить ответ всего на один вопрос и расшифровать его с максимальной точностью, требовалось потратить не меньше пяти минут, однако что, если это – единственный доступный способ общения? Разве не изменит он жизнь пациентов? Представьте, что много лет вы лежите неподвижно, не в силах ничего сказать, моргнуть, сообщить о себе любимым. И вдруг появляется возможность, чем-то похожая на старую игру «20 вопросов», и мозг, запертый в неподвижном теле, вдруг начинает «общаться» с внешним миром.

* * *

Вскоре у нас появился шанс испытать наши вопросы и ответы в эксперименте с настоящим пациентом. В результате сотрудничества со Стивеном Лаурейсом и его коллегами в Бельгии мы узнали о двадцатилетнем пациенте из Восточной Европы, назовем его Джоном (я так и не узнал его имени), который пять лет назад попал в аварию: Джон ехал на мотоцикле, и его сбил автомобиль. Сильный удар по задней части черепа привел к обширному поражению мозга – такой ушиб часто ведет к образованию множественных кровоизлияний, так как маленькие кровеносные сосуды выплескивают содержимое в окружающие ткани мозга. Группа Стивена наблюдала за Джоном в течение недели, ему неоднократно ставили диагноз «вегетативное состояние». Мелани Боли, которая вернулась в Льеж и работала ординатором клинической неврологии, поместила Джона в фМРТ-сканер и попросила его представить игру в теннис. В течение пяти лет Джон ни разу не продемонстрировал признаков наличия сознания, однако когда в фМРТ-сканере его попросили вообразить игру в теннис, он тут же это сделал.

Стивен позвонил мне из Бельгии с просьбой просканировать Джона, задавая ему вопросы по нашему методу. Не раздумывая ни секунды, я согласился. Мы долго ждали такой возможности. Решили, что следующим же вечером Мелани и одна из студенток Стивена, Одри Ванхауденхуйсе, просканируют Джона и попытаются поговорить с ним по нашему методу. Мартин, едва не прыгая до потолка от волнения, первым же поездом бросился в Льеж. Он хотел присутствовать при эксперименте. К тому времени он накопил опыт общения со здоровыми участниками сканирования и написал компьютерную программу, чтобы быстрее и эффективнее расшифровывать результаты.

В день сканирования я проснулся, выскочил из постели и потянулся за костюмом и галстуком. У меня было запланировано выступление на заседании Лондонского королевского общества, к которому я совершенно не подготовился, поскольку думал лишь о событиях в Бельгии. В поезде, медленно двигавшемся в сторону Лондона, я попытался сосредоточиться на речи, которой от меня ждали, однако продолжал думать о Джоне и его сканировании. Как бы мне хотелось быть там! Может, стоило поехать в Льеж? Однако присутствовать в Королевском обществе я согласился еще несколько месяцев назад, и отказаться в последнюю минуту было бы совершенно неприлично, хоть и не стану притворяться, будто не испытывал такого искушения.

Я как раз подходил к зданию Королевского общества, когда мой мобильный телефон громко зажужжал: звонил Мартин, прямо из комнаты управления фМРТ-сканером в Льеже.

– Он реагирует на просьбы! – крикнул Мартин. – Воображает игру в теннис. Задать ему вопрос?