– Приказ – никакой крови. Разрушат пару домов. Потопчут поля, сорвут несколько крыш, и на этом хватит.
Машина тронулась с места и направилась в сторону особняка профессора Моро.
Мы покинули Резервацию рано утром. Профессор настаивал на том, чтобы мы задержались и обсудили с ним его триумфальное возвращение в Лондон и восстановление клуба «Ленивцев» в прежнем составе, но Уэллс сослался на то, что он и так слишком долго отсутствовал, его ждут текущие дела и срочные заказы, в том числе и для кинематографа. Люди экрана – народ нервный, в особенности господин Чарли Чаплин. Любой простой, пускай и вынужденный, заставляет его переживать. В общем, Гэрберт ловко отвел глаза Моро, заставил его поверить в свои байки, в то время как ему не терпелось вырваться из удушливой атмосферы Резервации и Острова.
Проезжая мимо разоренной треножниками деревни, Уэллс не мог оторвать от нее взгляд. Он прилип к окну и пока за поворотом не скрылись последние дома, все смотрел и смотрел. В это время его мозг усиленно трудился, пытаясь решить задачу, которая изначально была лишена решения. Мне кажется, я даже знал, в чем заключается эта задача, – как остановить профессора Моро?
Но тут я ничем не мог помочь Уэллсу. Я не представлял себе, как мы можем помешать профессору воплотить задуманное в жизнь. Но я не сомневался, что Гэрберт придумает, как это сделать.
– С первого взгляда может показаться, что профессор занимается благим делом. Он совершенствует человеческую природу. Проводит искусственную эволюцию, при этом не уничтожает человеческое естество, а вводит в него лишь усовершенствования. При этом сам реципиент не испытывает физических страданий. Мы не берем сейчас во внимание матримонов. Их существование само по себе является исключением из правил. Но это лишь поверхностный взгляд. Моро занимается прогрессом наоборот. Внешне его деятельность может считаться прогрессивной, но по сути она ведет к созданию антиутопии, – неожиданно нарушил молчание Уэллс.
– Но ведь это так близко к вашим мыслям. Новые люди. Вы все время об этом говорите, – возразил я.
– Да, говорю. И буду продолжать утверждать, что однажды на Земле воцарится хомо новус, и вполне вероятно, что он будет воспитан и подготовлен самыми просвещенными и прогрессивными представителями хомо сапиенс. Но то, что мы видели на Острове, это надругательство над самой идеей хомо новуса.
Возмущению Уэллса не было предела. Его раздирали изнутри противоречивые чувства. Он видел воплощение своих идей в жизнь, но реализация его не устраивала.
– Почему вы так считаете? – спросил я.
– Потому что сырье изначально было взято бракованное. Если вы будете строить дом из гнилого дерева, то вы построите развалюху, которая очень быстро разрушится, поскольку уже изначально заражена ядом разрушения. Моро вербовал людей за гроши, искал на самом дне, в самом отребье, в результате даже если хомо новус будет физически здоровым, то душевно и морально гнилым. Что можно ожидать от таких людей? Разве они могут построить страну всеобщего процветания? Боюсь, что в их исполнении Космополис превратится в диктатуру сильного и избалованного. И мы увидим самый ужасный государственный строй, который можно себе вообразить. Где во главе будет стоять самый хитрый, продвинутый, жестокий и беспринципный. Вокруг него соберутся в железный кулак фигуры настолько же беспринципные и сильные, но все же в меньшей степени, чем вождь. Остальные же будут низведены до уровня винтиков механизма, по сути рабов. Такое общество имеет тенденцию к развитию, но только при условии наличия внешнего врага и конкурентной борьбы. Если же это будет тот самый Космополис, без других социальных вариантов, то очень быстро он захлебнется сам в себе, перейдет в стадию стагнации, а дальше – загнивание и смерть. И никакой дороги к звездам, полетов к иным мирам, о чем так мечтал мой друг Циолковский. Ничего этого не будет. Богатые будут богатеть, а бедные будут выживать. И тогда вопрос: зачем все это затевать? Зачем менять действующую систему государственности, чтобы привести в жизнь менее жизнеспособную, но более уродливую?
– Почему вы все это не сказали профессору? – спросил я.
– Вы думаете, он услышал бы меня? – Уэллс саркастически хмыкнул. – Он бы выругался – хурлядь. И заявил, что я завидую ему. И больше ничего не стал бы мне рассказывать. Сейчас мы, по крайней мере, предупреждены. Профессор ищет во мне союзника, значит, мы можем вмешаться в процесс и исправить его. Если у нас получится. Вы видели этих телепатов?
Ему не требовался мой ответ. Он продолжал говорить:
– Ведь это просто невообразимо и ужасно. Они способны контролировать других людей. Убеждать их в том, что они живут в раю, в то время как они будут влачить жалкое существование в хлеву. Представьте себе только это. Вождь и его приближенные царствуют, в то время как эти телепаты делают из остальных людей стадо рабов, которое обслуживает власть имущих.
– Мы должны в это вмешаться. Нельзя позволить этому воплотиться в жизнь. – Я очень живо представил картину мира, нарисованную Уэллсом, и она мне не понравилась. Нельзя сказать, что это было что-то новое на Земле, все это мы видели и проходили раньше, но раньше хотя бы были всегда недовольные из числа неимущих. Теперь же неимущие будут счастливы тем, что ничего не имеют. Рай угнетенных в раю угнетателей. Ужасная картина.
– Я буду думать об этом. Пока же нам надо просчитать дальнейшие шаги профессора.
– Он сказал, что хочет найти истинных виновников гибели Медведя, после чего призвать их к ответу. Если же у него это не получится, то он поведет своих оборотней и треножники в поход на Лондон.
– Да, я слышал, – ответил Уэллс. – Самое ужасное из этого – треножники. Но, кажется, у меня есть одна идея. Если мы не сможем подобраться к ним с земли, то надо постараться зайти с воздуха. На ближайшие два дня вы можете отдыхать. Я займусь теоретическими расчетами. А вот на третий день приходите. Мне будет что вам показать.
Уэллс довольно улыбнулся. У него на коленях материализовалась Миледи, свернулась клубком и довольно заурчала.
ebooksa