Уэллс. Горький ветер

22
18
20
22
24
26
28
30

Флумен смотрел на меня прожигающим взглядом. Я занервничал и почувствовал тошноту. Но все-таки справился с эмоциями.

– Я не понимаю, какие у вас ко мне претензии. Я регулярно телефонирую в Дом на набережной о текущих делах Уэллса по закрытому каналу, согласно нашей договоренности, – я постарался сделать голос как можно более безучастным, но получалось плохо. – С момента вашего последнего визита прошло совсем мало времени.

Я не мог скрыть свою неприязнь к Флумену, и он чувствовал ее.

– Вы говорите о сообщениях такого сорта. Сегодня ели, пили, экспериментировали с электричеством. Гэрберт философствовал о любви. Пошли к женщинам. Все ваши отчеты словно написаны под копирку. Не отличаются разнообразием, но зато запоминаются малой информированностью. Я жду от вас другого. И вам это прекрасно известно. Чем сейчас занимается Уэллс? Чем занята его голова?

Я не торопился с ответом, пытаясь сообразить, что можно говорить Флумену, а что нельзя. И хотя Флумен постоянно заверял меня, что заинтересован в успехах экспериментов Уэллса и что всеми силами готов поддерживать его, я ему не верил. Флумен преследовал свои служебные цели, чтобы посредством моих рук контролировать Уэллса и в нужный момент взять его со всеми изобретениями под свой тотальный контроль. Флумен считал, что ученый должен работать на правительство, иначе такой ученый не нужен. Томас Эдисон придерживался мнения, что ученый должен работать на частную корпорацию, чтобы добиться ее обогащения и независимости от любых правительств. Уэллс же верил, что ученый должен работать на благо народа и процветания человечества. И я был полностью на его стороне.

Мысленно я перебрал все разработки Гэрберта, о которых мне было известно, и выдал самую безобидную идею, на мой взгляд.

– Уэллс сейчас занят изучением загробного мира.

– Что вы говорите? – не смог скрыть своего изумления Флумен.

– Уэллс сделал научное допущение, что существует загробный мир, куда переходит энергетическая составляющая человека да и любого живого существа, несущая в себе всю накопленную за жизнь информацию. В традиционных религиях эту составляющую называют «душа». Уэллс сделал предположение о наличии некоего загробного мира, или параллельной реальности, куда стекаются все души, или информация из них. Такая огромная вселенская Библиотека. Он решил найти способ установить доступ к этой Библиотеке. Последнее время занимается именно этим. Как раз для этих целей он и устраивал встречи с Конаном Дойлем, который, как вам должно быть известно, проводит известные на весь Лондон спиритические сеансы.

Я замолчал, давая Флумену возможность насладиться полученными сведениями.

Уэллс правда разрабатывал это направление, но считал его малоперспективным, а главное – скорее теоретическим, неприменимым в практике. Он рассуждал о том, что даже если такая Библиотека и существует, а в этом он не сомневался, и даже если удастся к ней подключиться, это половина дела. Самое сложное – разговорить призраков, а потом расшифровать их откровения. Библиотека должна содержать грандиозные знания в любых областях, но чтобы отделить зерна от плевел, потребуется не одна человеческая жизнь, поэтому Уэллс отложил эту разработку в сторону, занимался ею время от времени, тогда, когда скучал от всего остального. К тому же БВИ открывал куда больше перспектив для исследований, чем загробное хранилище призраков.

– Вы расстроили меня, Тэсла, хотя сами и не подозреваете об этом. Следите за Уэллсом. Не выпускайте из виду. То, чем он занимается сейчас, представляет большую опасность для нашего общества. Воскрешать прошлое, а тем более мертвецов, дурная идея. Ведь можно ненароком разбудить чуму, которая пожрет всю человеческую цивилизацию, – сказал Флумен.

Признаться честно, я мало понимал, о чем он ведет речь. О какой такой чуме, что уничтожит человечество? Но я не возражал ему, хотя и почувствовал, что с потусторонним миром явно ошибся. Надо было выбрать более безобидную тему – совершенствование породы человека для выведения лучших образцов людей, или что-то в таком духе. Где Флумен мог бы вдохновиться, загореться глазами, размышляя о совершенных винтиках в государственной машине, об идеальных солдатах.

– На какой стадии находятся эксперименты Уэллса? Удалось ли ему добиться чего-то существенного? – неожиданно спросил Флумен.

– О, уверяю вас, он пока топчется на месте, – попытался я его успокоить.

– Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что не могу себе представить, к чему может привести такая опасная разработка. Плохо, потому что Уэллс может впасть в отчаянье и додуматься до чего-то еще более ужасного. Держите меня в курсе, Тэсла. И если будут какие-то изменения в любую сторону, немедленно докладывайте в Дом на набережной, срочно на мое имя.

Флумен поднялся из кресла и направился на выход.

Я не стал с ним прощаться, испытав облегчение от его ухода. С одной стороны, мне удалось в очередной раз запудрить его разум, усыпить его бдительность. Но, с другой стороны, что я знаю об этом Флумене? Быть может, он еще больше насторожился и теперь станет копать, потеряв ко мне доверие.

Я запер за Флуменом дверь, вернулся в гостиную, прошел к бару, достал бутылку отличного портвейна, подаренную мне Уэллсом, наполнил бокал бордовой жидкостью и сел в кресло возле незажженного камина. Надо было поставить жизнь на паузу и подумать обо всем случившемся. Но я мог позволить себе лишь незначительную передышку, до утра, чтобы в новом дне заняться своими изысканиями. Портвейн и впрямь был превосходен. Уэллс не мог посоветовать мне дурной напиток. Он знал толк в вине.

* * *

Утро началось с легкого завтрака, за которым я размышлял над тем, как продолжать водить за нос Флумена, так, чтобы мне за это ничего не было и Уэллса при этом оставили в покое. Хотя понимал, что это утопические мечты, потому что если уж Секретная служба за что ухватилась, то хватка у нее смертельная. Но попробовать выиграть время я мог. К тому же ложный путь в виде исследования потустороннего мира на какое-то время их займет. Главное, чтобы они не решились на физическое устранение Гэрберта как человека опасного для общества и правительства.