Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

22
18
20
22
24
26
28
30

Еще хуже дело обстояло в Калмыкии. Если в казахских степях большевикам удалось наладить контакты с местной феодальной верхушкой и опереться в южных селах на ловцов, то калмыцкая верхушка была откровенно враждебна Советам. С русско-украинским местным населением тоже возникли проблемы.

3 января 1918 года в пос. Степном – единственном крупном населенном пункте Калмыкии[1280] местный Совет заявил о взятии власти. Совет возглавлял некто Иван Молодкин. Два его заместителя – Шишлянников (комиссар города) и Игнатьев – были делегированы на краевой съезд Советов в Астрахань. О степени опасности такой поездки говорит один яркий факт: Совет принял официальное решение выплатить пенсии женам Шишлянникова и Игнатьева в случае их убийства[1281].

Вся Красная гвардия Степного состояла из трех человек. К концу января ее довели до шести бойцов. Тем не менее Совет принимает решение ввести прогрессивный налог с латифундистов и скотовладельцев и даже начать передел земли. Всех жителей Степного, имеющего более пятидесяти коров, обязывают сдать одну корову в Совет по твердым ценам для перераспределения беднякам[1282].

Попытка опоры на местное русско-украинское население не была продуктивна. Летом 1918 года местный комиссариат земледелия, подчиненный Черному Яру, сообщает о том, что не будет выполнять декрет о социализации земли: «причины отказа населения Элистинского округа от социализации земли заключаются в том, что в населении замечается тоска по Учредительному собранию, недовольство Красной армией и антибольшевистские настроения, объясняющиеся главным образом тем, что процент неимущих в селениях Элистинского района невелик, в большинстве люди зажиточные и не видевшие еще близко горя и обиды»[1283].

В селе Троицкое прибывшим земельным инструкторам угрожали свернуть шеи, а на сходе в инструктора Шмика бросили палкой. В Улан-Эрге все того же Шмика обступили плотным кольцом, и из толпы сыпались «яростные крики, причем армейцев называли грабителями, которых надо убить»[1284].

Эти угрозы не были пустыми. В Харатусовском улусе был разгромлен земельный отдел.

Нелишним будет заметить, что колонисты были вооружены. Отчасти оружие принесли вернувшиеся с фронта солдаты, отчасти оно было получено от Царицынского Совета, который после январского мятежа 1918 года в Астрахани счел калмыков контрреволюционно настроенными и выдал отрядам самообороны в Элисте, Ремонтном, Приютном и других селах 200 винтовок с патронами и даже 4 пулемета[1285].

Зажиточные хуторяне – русские, украинцы и эстонцы – не собирались делиться никаким имуществом. Они потребовали отделиться от Калмыцкого округа и создать свой собственный уезд в составе Элисты, Троицкого, Ремонтного, Торгового, Керюльты и еще десяти пунктов[1286]. После некоторых колебаний губисполком согласился с этим решением. В мае 1918 года в Яшкуле прошел русско-калмыцкий съезд, на который прибыли 24 делегата от сел и 63 от аймаков. По территориальному устройству съезд не пришел к единому выводу, зато осудил социализацию скота, фактически поддержав крупных латифундистов. Никаких иных решений принято не было, что вызвало разочарование у сторонников калмыцкой автономии и привело к отходу многих из них от Советов.

1 июля в Астрахани состоялся I съезд Советов трудового калмыцкого народа, делегаты которого затем приняли участие в работе II Астраханского краевого съезда Советов. Результаты были скромными: Калмыцкий исполком Советов получил статус уездного, а его члены – несколько мест в губисполкоме. Ни о какой автономии по-прежнему не было и речи.

Между тем западные придонские территории проживания калмыков стали местом ожесточенных столкновений между белыми и красными, а также зоной межнациональной напряженности. В Ремонтном и Приютном колонистами были созданы отряды самообороны, которые успешно сдерживали попытки белоказаков просочиться в направлении Царицына. С созданием Царицынской губернии положение дел в Калмыцкой степи стало еще хуже. Теперь реквизиционные отряды прибывали не только из Астрахани, но и из Царицына. Это порождало массовый произвол. Особенно отличился черноярский военком Большов, который брал в заложники престарелых людей, накладывал контрибуции и сжег значительное пространство в Мало-Дербетовском улусе. В результате из Астрахани для пресечения произвола был направлен вооруженный отряд, в бою с которым Большов погиб. При нем была обнаружена вполне приличная сумма в сто тысяч рублей[1287]. Если в Астраханском крае старались максимально поддержать систему образования, то в Калмыкии улусные комитеты вовсю реквизировали школьные помещения[1288].

Начало зимы характеризуется серией стихийных выступлений колонистов, протестовавших против мобилизации и реквизиций.

4 декабря в селе Кресты восставшими солдатами, к которым присоединились местные жители, были растерзаны командующий Степным фронтом Тулак и военрук Пастушков. Затем восставшие выдвинулись на Элисту.

В это время Элиста представляла собой небольшой поселок, заселенный славянскими колонистами, преимущественно украинцами. Реквизиции и продовольственная монополия вызвали у них раздражение, а близость фронта – ожидание возможных перемен.

8 декабря в шесть утра весь элистинский красный гарнизон был разоружен, а советские работники арестованы. Их разместили в школе. Стали собираться местные жители. Начался сход. Он сразу постановил рядовых сотрудников отпустить. Чуть позже освободили и остальных. В ходе инцидента погибло три человека, но селяне добились переизбрания местного непопулярного исполкома[1289].

На фоне решений схода восстание стихло, а его организаторы продолжили службу в рядах РККА.

Отношения у Советов с калмыками было еще хуже, чем с колонистами.

Местная феодальная верхушка ввязала часть народа в гражданскую войну на стороне белых, что вызывало ожесточение у красноармейцев, сопровождавшееся многочисленными эксцессами.

«Одно только появление отрядов красноармейцев в Калмыцкой степи внушает калмыкам панический страх, – отмечалось в советских источниках. – Циркулируют слухи о жестокостях красноармейцев, об убийствах ими калмыков, насилии над женщинами, поджогах, реквизиции скота, лошадей, денег и иного имущества». У слухов были основания. В Малодербетовском улусе отличился отряд Татищева. Им был убит настоятель местного хурула, некий Бамбаев ограблен на солидную сумму в 55 000 руб., подожжены зимовники. Еще один отряд подобным образом прошелся в Яндыко-Мочажном улусе.

«В Богоцуровском улусе Астраханской губернии появился отряд 45 человек, восемь пулеметов под командованием Брауцева, имеющий мандат от начальства 1-й стальной дивизии с резолюцией командующего X армией Ворошилова на проведение реквизиций, – писал Шляпников Ленину, – отряд насилует женщин, население терроризировано, местные власти бессильны, идет полная дискредитация советской власти». Шляпников просил отозвать отряд. Ленин переслал бумагу с грозной резолюцией в РВС. Склянский, бывший первым заместителем Троцкого, пошел дальше и распорядился «провести следствие и сурово наказать начальника отряда[1290].

Отступление к Астрахани и Царицыну разбитых на Северном Кавказе советских армий сопровождалось полной экономической и социальной катастрофой. «Население не имеет ни чаю, ни хлеба, ни мануфактуры, ни сельскохозяйственных, ни рыбно-ловецких предметов, – рассказывал председатель исполкома Яндыко-Мочажного улуса доктор Сангаджи-Гаря Хадылов. – Мешают бессистемные реквизиции подвод и фуража: то под пленных, то под войсковые части, то для военных грузов, то под беженцев… Там, где проезжают красноармейцы, реквизиции принимают безобразный характер, отбирают уже не только подводы и фураж, отнимают все, включая чашки и ложки. Скотоводческое хозяйство в упадке, и сильная зима означает его полную гибель. Рабочий скот крайне худой, частые падежи… Такое грубое отношение этих элементов к населению улуса… в будущем, если не принять энергичных мер, будет одной из причин подрыва доверия улусного населения к существующему строю»[1291].