Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

22
18
20
22
24
26
28
30

Особым объектом личной ненависти для Атарбекова был Аристов. Когда тот ненадолго отбыл на фронт летом 1919 года, Атарбеков сокрушался, что не успел арестовать популярного астраханского комиссара, «момент упущен, и следовало пустить Аристову пулю в спину». Непосредственным свидетелем этой вспышки злобы был командир ударного батальона Семенов.

11 июля в Астрахани прибыл инспектор ВЧК Заковский, направленный в город по личному распоряжению Дзержинского, чтобы разобраться в потоке жалоб родственников арестованных и расстрелянных людей. Атарбеков устроил гостю ужин со спиртным на квартире у своего заместителя и прямо ночью арестовал проверяющего!

Ежедневно в Астрахани проходило по 3–4 обыска. Штат ВЧК, состоявший всего из 15 сотрудников летом 1918 года, теперь разросся до 240 человек. В контрразведку были приняты лица с уголовным прошлым. Попытка части сотрудников ЧК обжаловать это решение закончилась их арестом: «их посадили в подвал и через несколько дней стали вызывать по фамилиям с криком, что ведут на расстрел, дабы раз и навсегда отбить охоту у сотрудников Особого отдела жаловаться на своих начальников».

Зато от ЧК можно было откупиться. В одном из уездов был пойман спекулянт с 4 центнерами спирта, которого служаки Атарбекова отпустили с миром, оприходовав товар для «служебных нужд». Ежемесячно на Особый отдел тратилось 1,4 млн руб., но денежные книги не велись. Деньги и конфискованные вещи просто расхищались[1256].

Атарбекову и его полукриминальному окружению были нужны оклады, звания, должности, спиртное и сильнодействующие наркотики. Да, это не преувеличение – водку, спирт и кокаин официально выписывали работникам Особого отдела в целях ведения «оперативной работы»[1257]. Можно предположить, что Атарбеков был и сам не чужд этих слабостей, поскольку иначе вряд ли бы шел на разложение собственного аппарата.

Но самое большое наслаждение Геворк Атарбеков испытывал от казней.

20 июля было расстреляно еще 14 арестованных. В архивах упомянуто: «О расстрелах не было постановлений, а лишь краткая заметка, что они расстреляны по приказу Атарбекова».

Киров поддерживает эти репрессии и 19 июля отбивает телеграмму в Москву: «особым отделом раскрыт крупный белогвардейский заговор. Целью заговора было подготовить Астрахань к тому, чтобы при затруднениях на фронте поднять восстание внутри Астрахани. Ближайшей задачей заговорщики ставили отравление рабочего батальона и ответственных работников»[1258].

В эти дни Красная армия терпит ряд болезненных поражений юго-западнее Астрахани и севернее Черного Яра. Маловероятно, что Киров верил в фантазии одурманенных наркотиками следователей про цианистый калий. Более вероятно другое – он создавал впечатление, что вина за неудачи лежит не на нем, а является следствием работы заговорщиков, которых надо арестовать и расстрелять.

Ночью 23 июля атарбековский приспешник Напалков, возглавлявший «активное отделение», собрал молодых красных командиров и заявил, что они находятся под подозрением. Спустя час он отправил телеграмму в войска, требуя незамедлительного прибытия ряда командиров с явной целью их ареста[1259].

Эти угрозы стали последней каплей в терпении астраханцев. Поздним вечером 24 июля Мина Львович Аристов поднял коммунистическую роту и окружил здание ЧК. Атарбеков и все его сотрудники были арестованы и отправлены на гаупвахту под особую охрану. Аристова активно поддержал комендант города Чугунов, который поднял по тревоге весь гарнизон[1260].

Растерянного Геворка привели под конвоем к Аристову, который пообещал того повесить за казни астраханских рабочих.

Срочно прибывшему на выручку особистов Сергею Кирову было объяснено, что никто не будет освобожден, пока преступления Атарбекова не изучит специальная комиссия. Кирову пришлось принять требование[1261]. В Москве уже несколько недель обсуждался вопрос отзыва самого Кирова из Астрахани, и его положение являлось отнюдь не бесспорным[1262].

Бакинцы были потрясены. Возглавивший местный финотдел Агаси Вартанян вспоминал, что они очень рассчитывали на Кирова, который соберет губком партии, обрушится на Аристова и вернет Атарбекова в прежний кабинет здания Особого отдела[1263]. Наутро контролируемый бакинцами губком партии потребовал от «активных участников этой авантюры сдать партийные билеты»[1264].

Однако губком оказался бессилен. Аристов пришел вместе с группой красных командиров и твердым намерением довести дело до конца. Вдобавок было очевидно, что массовые аресты военных начальников в условиях наступления белых дивизий на Астрахань могут обернуться падением города. Киров понимал, что ответственность за поражение может лечь на него.

К тому же 30 июля в Астрахань по военным делам прибыл опытный и авторитетный Валериан Куйбышев. В его присутствии Сергей Киров утратил монополию на представительство Центра. А его старший товарищ, очевидно, не был намерен в условиях явных злоупотреблений Атарбекова занимать сторону чекистов. Куйбышев вообще имел в партии репутацию рассудительного и взвешенного человека.

Реввоенсовет Астраханской группы войск для успокоения частей направил во все подразделения телеграмму о том, что высшая власть принадлежит именно ему. Показательно, что под этой телеграммой стояли подписи Раскольникова, Фрунзе, Куйбышева, Галактионова и Тронина – но подписи Кирова не было. Такому Реввоенсовету мятежный Аристов с готовностью подчинился и передал ему арестованного Атарбекова, которого, к слову, никто из-под стражи не выпустил. В субботу 2 августа была созвана общегородская партийная конференция. Она началась с длинной речи Кирова o мировой революции.

Несколько слов Киров, впрочем, посвятил и Астраханскому краю, заметив: «Если мы установим, что такая-то волость или поселок помогают белогвардейцам, то мы просто поступим с ними, как с врагами рабочего класса. Мы будем брать из контрреволюционных сел заложников, и они своей головой будут отвечать нам за порчу железной дороги. Мы не на шутку ведем сейчас борьбу. И если мы узнаем, что в таком-то селе укрыт отряд белогвардейцев, то мы уничтожим такое контрреволюционное гнездо»[1265].

Кирова сменил секретарь губкома РКП(б) бакинец Лазьян, погрузивший зал в рассказ о борьбе европейских рабочих. К четырем часам утра дело дошло до вопроса об Атарбекове. Доклад произнес председатель горсовета Соколов. Прений по этому вопросу президиум открывать не стал[1266].

Конференция постановила сформировать специальную комиссию в составе представителей РКП(б), губисполкома, Реввоенсовета, Ревтрибунала, армии, флота и горсовета. Особый отдел переподчинялся вновь созданному Реввоенсовету Астраханского укрепрайона.