Шандор Ференци

• на уровне онтогенеза в том, что касается желания возврата в утробу матери, коитус является наиболее успешной реализацией этого желания, объединяя символический, галлюцинаторный и реальный возврат в тело матери;

• на уровне филогенеза это касается осуществления желания счастливого возврата в «первоначальный» морской мир богини Талассы, из которого человеческий род когда-то давным-давно был изгнан.

В этом «биологическом романе», на фоне предложенной воображаемой схемы, Ференци пробует обратить внимание на то, что можно нащупать «психоанализ корней», психоанализ «детства биологического вида». Ференци превращает фрейдовскую концепцию филогенетической передачи первоначального фантазма в унаследование травматических впечатлений и древнейших катастроф. Наследственность становится результатом неразрешенных и аккумулированных во всех поколениях напряжений, «предформой, всегда готовой откликнуться на события, переживаемые индивидуумом в его онтогенезе»[27]. И все же остается вопрос, каковы те прародительские травматические состояния, которые онтогенез может символически повторить[28]. Именно на этот вопрос Ференци пытается ответить в своем эссе:

«Акт спаривания и акт оплодотворения, тесно связанный с первым, представляют собой слияние в единое целое не только индивидуальной катастрофы (рождение) и последней катастрофы, пережитой всем видом (иссушение), но и всех катастроф, произошедших с момента появления жизни; так, оргазм есть не только выражение внутриутробного покоя и безмятежного существования в более благоприятной среде, но и того покоя, который предшествовал появлению жизни, мертвого покоя неорганического существования».

Рождение, борьба за сексуальность и сохранение вида, агония, травматизм в жизни индивидуума, геобиологические катастрофы и т. д. — все сводится к общему знаменателю борьбы против регрессивной инерции, стремящейся восстановить внутриутробное спокойствие[29].

После смерти Ференци Фрейд в «Некрологе» (1933)[30] вновь в исключительно хвалебных тонах подчеркивает значение определенных концептуальных идей, содержащихся в Талассе, а также впечатляющую оригинальность образа мышления автора: «Читая эту работу, мы, думаю, начинаем понимать многочисленные особенности сексуальной жизни, о которых раньше у нас никогда не было общего связного представления, и обогащаемся идеями, обращающими наш взгляд в глубины самых широких областей биологии. Нет смысла пытаться сегодня различить то, что может быть принято как истинное знание, и то, что в виде научной фантазии стремится предвидеть это будущее знание». По Фрейду, Талассу можно было читать как эссе, продолжающее его собственные концепции 1920-х годов о непреодолимом влечении к повторению и о травматическом неврозе.

Однако мы можем увидеть в Талассе также и смелое, оригинальное эссе исследователя в процессе становления, который в течение последующих десяти лет совершенно самостоятельно разрабатывает свою собственную теорию о травме. Похоже, можно установить определенную последовательность в мышлении Ференци, приверженца геологического травматизма, вписывающего травму в живую память биологического вида, и Ференци, с интервалом в несколько лет пытающегося проследить индивидуальную травматическую «катастрофу» и обозначить ее корни, что помогает ему внедрить новые варианты техники для преодоления сложных препятствий переноса — контрпереноса, в которых он увидел связь со «скальной породой» первоначального.

Вопреки Фрейду, для которого вытесненное первоначальное может навсегда остаться непознаваемым и который интегрирует травматизм в диалектическое соотношение внутреннее/внешнее, включая его в бессознательную психическую реальность, Ференци, начиная с этого периода, придерживается убеждения, что начало и вытеснение первоначального должны быть приняты во внимание и даже подвергнуты анализу. Но сама идея первоначального, похоже, недостаточна. Поэтому, добавив к «началу» префикс архи- («архи-начало») и получив «начало начал», Ференци надеется найти то психическое место, куда «вписываются» травма и ее импринтинги. Так, мы находим в его Клиническом дневнике (1932), написанном незадолго до смерти, следующие строки: «Возникает вопрос, а не следует ли каждый раз искать первичную травму в первоначальной связи с матерью, может ли травма более позднего периода, уже отягощенного появлением отца, иметь такой же эффект, если нет травматического рубца в отношении мать-ребенок, архиначального (Ururtraumatisch)»[31].

Похоже, это «архи-начало», вышедшее из-под пера Ференци, следует считать отпечатком и следствием совместной разработки идей и обмена мнениями с Фрейдом в годы Первой мировой войны. Эти идеи, побудившие его очень дотошно изучать возможные взаимосвязи между серьезными «катастрофами» в истории биологического вида и не менее серьезными катастрофами в истории индивидуума и в развитии его влечений, позже постоянно присутствовали в его трудах, так как среди всех своих современников он больше других старался определить воздействие травмы (интрапсихической «катастрофы») на суть клинических ситуаций, которые можно связать с категориями первичного и первоначального.

«Технические инновации» (1918–1933)

Технические инновации, предлагаемые на протяжении пятнадцати лет (1918–1933), отмечены различными идеями, которые Ференци удалось постепенно сформулировать при ответе на многочисленные вопросы, которые он задавал себе по поводу надежности и эффективности психоаналитического механизма лечения сложных случаев. К этому добавляется и тот факт, что во время «поворота» в психоанализе 1920-х годов Ференци, следом за Фрейдом, улавливает специфику одержимости как навязчивого, компульсивного влечения к повторению. Оно становится причиной многих неудач, ведет к тому, что многие курсы лечения увязают в болоте. Терапия «человека с волками» (Вольфсмана) напоминает нам об этом. В то время те, кто, находясь в анализе, не демонстрировали истинного невроза переноса, а чаще всего застревали между психоневрозом переноса, который, по-видимому, поддается анализу, и нарциссическим неврозом, который анализу не поддается, погружали аналитиков в пучину глубокой растерянности. «Адаптирован» ли аналитический механизм для такого типа пациентов, которые в процессе развития их переноса в анализе находятся между «безумием и психозом»[32]? Что можно узнать от этих пациентов об организации инфантильного невроза и невроза переноса? Вправе ли мы вообще подозревать у них то и другое? Что происходит с контрпереносом, который они вызывают, и как быть с ним? Какую технику психоанализа следует применить к ним, если понятно, что, в отличие от так называемых «классических» видов терапии, здесь нужно будет преодолевать препятствия? Как далеко можно зайти и следует ли это делать? Каковы пределы того, что анализируется, самого анализа и т. д.?

Как хорошо показывает его переписка с Фрейдом, Ференци с самого начала своей практики (1908) не перестает спрашивать своего собеседника об этих проблемах — проблемах психоаналитического процесса, техники, рамок, модальности, затруднений переноса и контрпереноса. Подведя еще в первых своих трудах теоретическую базу под перенос и придав ему определенный статус, Ференци в последующие годы направляет свой интерес и изыскания также на контрперенос, на те вопросы, которые он вызывает у аналитика во время курса лечения.

Замечательный клиницист, неустанный терапевт, Ференци с первых лет своей практики все время пытается уяснить для себя те препятствия и ограничения, на которые он наталкивается во время лечения так называемых «трудных» пациентов. Так, по свидетельству его современников, благородно защищая других и помогая им при неудачах, он очень скоро попал в ситуацию, когда его коллеги, недолго думая, стали доверять ему тех своих пациентов, которые создают больше всего проблем.

После десятилетия аналитической практики (1908–1918) Ференци приходит к выводу, что клиническое наблюдение и опыт (Erlebnis) неотделимы друг от друга. Поэтому ему кажется, что техника — обязательное дополнение теории — может и должна быть модифицирована, адаптирована и развита в зависимости от требований лечения. Затруднения, с которыми он сталкивается в анализе (негативный перенос, сопротивление переносу и сопротивление в переносе, нарциссические или мазохистские позиции, отреагирование вовне и внутрь и пр.), а также затруднения, обычно связанные с особенностями отдельных пациентов (тяжелые расстройства характера, «как будто бы» личности, нарциссические структуры, «пограничные случаи» и т. д.), побуждают его к разработке серии радикально отличных подходов к применению техники, предложенной Фрейдом и практиковавшейся до того времени. В этом смысле технические инновации, похоже, могут быть восприняты не только как установление рамок, но и как контрпереносные ответы, когда, находясь в определенном тупике, Ференци начинает искать иную теоретико-практическую перспективу своей работы.

Сегодня в этой эволюции можно выделить три важных момента:

• период активной техники, так называемый период активности (1918–1926);

• период так называемой технической гибкости, именуемый также периодом технических экспериментов (1926–1929);

• за этим периодом, связанным главным образом с интересом Ференци к теории мета-психологии травматизма, следует период новых технических экспериментов, называемых неокатарсис и взаимный анализ, также находящихся в непосредственной связи с последними концепциями травматизма (1929–1933).

Этот период обновления техники открывает важный и продолжительный этап перемен в истории эволюции психоаналитических понятий.

Активная техника: «те, что „отсутствуют“ для самих себя»