Дни в Бирме

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я сказала, пятьдесят рупий!

– Ой, да пошла ты! – сказал он по-английски и оттолкнул ее.

Но злодейка не отставала. Она шла за ним по дороге, точно бродячая собака, и кричала:

– Пайк-сан пэй-лайк! Пайк-сан пэй-лайк!

Она не унималась, видимо, думая, что от ее криков деньги возникнут из воздуха. Флори шел быстрыми шагом, отчасти чтобы увести ее подальше от клуба, отчасти надеясь отвязаться от нее, но было похоже, что она намеревалась идти за ним до самого дома. Довольно скоро у него лопнуло терпение, и он обернулся.

– Пошла вон сейчас же! Если не отвяжешься, в жизни не получишь ни единой анны.

– Пайк-сан пэй-лайк!

– Дура ты, – сказал он, – чего ты этим добьешься? Откуда я тебе дам денег, если у меня нет ни пайсы?

– Еще кому скажи!

С отчаянным видом он стал рыться в карманах. Он был до того измотан, что отдал бы ей что угодно, лишь бы она отвязалась. Нащупав портсигар, золотой портсигар, он вынул его.

– Вот, если дам тебе это, уйдешь? Сможешь заложить его за тридцать рупий.

Ма Хла Мэй как будто задумалась и сказала хмуро:

– Давай.

Он бросил портсигар на траву у дороги. Ма Хла Мэй подобрала его и отскочила подальше, засовывая за пазуху, словно боялась, что Флори отнимет его. Он направился к дому, благодаря бога, что больше не слышит ее голоса. Этот же самый портсигар она украла у него десять дней назад.

У ворот он оглянулся. Ма Хла Мэй все еще стояла у подножия холма, серая фигурка в лунном свете. Она смотрела на него, как собака смотрит издали на подозрительного незнакомца. В этом было что-то жуткое. Флори снова подумал, как и несколько дней назад, когда получил от нее письмо с угрозой, что такое поведение совсем не похоже на Ма Хла Мэй. Он никогда не считал ее способной на такое коварство, словно бы кто-то ее подстрекал.

18

На следующий день после ссоры Эллис вознамерился посвятить неделю травле Флори. Он стал называть его лизуном – уменьшительное от негритосного лизоблюда, о чем не знали женщины – и распускать о нем дикие сплетни. Эллис вечно распускал сплетни о каждом, с кем бывал в ссоре, и сплетни эти множились и обрастали подробностями, переходя в народные предания. Опрометчивые слова Флори о том, что доктор Верасвами «чертовски хороший малый», довольно скоро превратилось в целый бунтарский, еретический памфлет, достойный «Дэйли уоркера»[87].

– Сказать по чести, миссис Лэкерстин, – сказал Эллис (миссис Лэкерстин прониклась внезапной антипатией к Флори после того, как узнала великую тайну лейтенанта Верралла, а потому россказни Эллиса упали на благодатную почву). – Сказать по чести, если бы вы были здесь вчера вечером и слышали, что только говорил этот Флори… ну, у вас бы затряслись поджилки!

– Правда? Знаете, я всегда считала, у него такие любопытные идеи. О чем он говорил на этот раз? Надеюсь, не о социализме?

– Хуже.