Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

Дарья Гавриловна уже несколько успокоилась, уже убирала волосы под клетчатый полушалок.

— Из-за Чулыма.

Степану вдруг стала противна эта женщина с ее слабостью, с ее слезливой икотой, с мелкой дрожью ее плоских рабочих пальцев. Уж чего-чего, а слез-то он сейчас видеть не хотел. Рванулся с лавки, замахал руками.

— Ну и убирайся за свой Чулым! Чтоб духу твоего здесь не было! Из-за тебя я отца решил… Ты за картошкой приходила. А мука, это твоя мука на крыльце?

— Я заплатила-а…

— Заплатила так заплатила, — Степан утишил себя, пригляделся к женщине. — Постой, так ты, значит, из-за Чулыма… Проезжа еще дорога?

Дарья Гавриловна пожала плечами.

— Ничо дорога, проехала.

Он тяжело подошел, думая о чем-то, цепко ухватил женщину за концы воротника полушубка, заглянул ей в глаза. Заговорил отрывисто, зло.

— Слушай, на тебя никто не подумает… Ты, тетенька, зажмись с языком намертво, поняла? Ты ничево этово не видела. Запомни: купила, заплатила и укатила — все!!! А проболтаешься какой душе — пеняй на себя. Ага, я тебя тогда скоро достану, бью я без промаха — видела!

На тихую, покорную Дарью Гавриловну Степан накинул лямки кошеля с мукой, подвел кобылку, подал женщине повод, а потом открыл ворота.

— Давай, дорогая, топай отсюда поскорей!

…Он сидел на крыльце дома, с жадностью докуривал вторую цигарку подряд, ждал Андрея.

Не собачий лай, а тонкий плачущий скулеж донесся до его слуха, и Степан подумал с раздражением: «Бабу спровадил и этого придется гнать со двора. Теперь чужие на кордоне без надобности».

Андрей ушел в тайгу сразу, как только Степан и Прасковья съехали со двора.

Это вчера парням в голову березовка пала. Это от безделья они вспомнили о ней. Да почему от безделья… Каждую весну у чулымцев березовый сок на столе, многие семьи ведрами носят его из тайги. Рядом с кордоном берез не было. Стояли, правда, кой-где у тракта, но там, на солнце, на обдуве — сухо, там выйдет явная осечка. Куда пойти Андрею подсказала Прасковья: надо попытать у озера. У озера — сыро, земля там просыпается раньше, берез хватает и не так уж далеко.

Андрей с собаками, с ружьем за плечами — мало ли что, скоро нашел небольшое озеро, часто обставленное белизной ровных берез. Сделать надрез на коре да воткнуть в тот надрез прутик — дело пустяковое. Капало в туес плохо. Парень подсочил еще дерево, но и оно отдавало сок лениво — пожалуй, поспешили они с соковицей. А не хотелось уходить с пустыми руками, угостить-то Степана новиной надо. Что ж, только и делов, что посидеть, подождать. Андрей присел, привалился к березе и задремал на солнышке.

Этот выстрел сразу насторожил: охоты в эту пору в тайге нет и кому вздумалось за так себе шастать, да еще у проезжего тракта. Что сразу собаки обеспокоились? Странно, они бежали за ним к озеру неохотно, все-то назад, назад воротили головы…

Собаки враз взвыли и тотчас бросились наутек в сторону кордона. Тонкий холодок какого-то нехорошего предчувствия обдал Андрея. Он встал, взял туес с березовкой — набралось-таки немало, и зашагал обратно. Уже на ходу успокоил себя: собаки — да мало ли! Не иначе как Степан стрелял: обратно зовет. Скоро же он соскучился без матери. А чего бы и скучать, отец же дома!

…Степан едва остановил собак, палкой загнал их под крыльцо, закрыл дверцу на вертушку. Андрея он встретил у калитки. Стоял внешне спокойным, только лицо его выглядело усталым, серым, но Андрей, кажется, не заметил этого.