— Хороший, видно, был у тебя отец… — с глухой тоской в голосе отозвался Степан.
— Работал мастером на сплаве. Все-то на воде, на лодках. Боны весной ставили, а Чулым же в мае бешеный — двое враз утонули — тросом сдернуло с лодки. Ох, и поревела мать…
— Бери ту и другую… — медленно, раздельно сказал Степан. — Одну отец мой подарил, а другую… да бери же ты!
Андрей замялся.
— А отец-то твой…
— Теперь он добрый, еканый бабай… — хохотнул Степан и потянулся к стакану с самогоном. — Ну, Одесса-мама… За Победу мы с тобой, Андрюша, пили… Давай-ка еще раз за тех, кто домой не придет. Давай помянем. Ты встань, встань!
Они медленно, с грустными глазами выпили, помолчали и молча вышли на улицу. Солнце стояло еще высоко над Причулымьем, до вечера и в тайге было еще далеко. Степан подвел коня к крыльцу, помог Андрею взобраться в седло и накинул на его плечи лямки куля. Уже за оградой объяснил, как выехать на дорогу к Чулыму.
— Ну, Андрей — держись бодрей! Не забывай, во фронтовых гимнастерках мы встретились…
— На свадьбу-то пригласишь?! — ободрил Андрей приятеля.
Степан махнул рукой, согласно головой закивал и отвернулся.
Собаки все скулили под крыльцом. Степан накормил их, а потом сидел на лавочке возле калитки, смотрел, как увядает день, как густеет, замирает в тайге вечер, и с любопытством прислушивался к тому внутреннему своему голосу, который становился все назойливей.
Ты гляди… Мать и сын тут, на кордоне. Начнется допрос и расколется баба, объявит, что ссильничать хотел Лукьян. Пусть, пусть расписывает! А ты, Закутин? Мать уехал проводить, мостик на тракте ремонтировал. Работа налицо, какие сомнения! Так, кто убил старого активиста? Андрей! Он кстати явился из березняка, увидел, что именно грозило матери, вот и пальнул со зла. И неспроста Андрей угнал казенную лошадь в Согру…
«Одесса-мама… — хмыкнул Степан. — Все сходится! И одно остается: вскакивай ты на последнюю лошаденку в конюшне и лети в раймилицию с наветом. А там ребятки хваткие, там дружок отцов. Порадеет Половников за убитого приятеля, быстро даст ход делу…»
Не вскочил на коня Степан, тотчас не помчался в район. Подоил корову, процедил молоко, разлил его по кринкам, поужинал и лег спать в своей боковушке. Ее окно выходило на денник… но вчерашний солдат давно знал, что мертвый тих навечно и уж ничем не грозит…
Он спал крепко, может, потому что за ужинам выпил самогону. Пить не хотелось, но вечер мог показаться долгим и какой был бы этот вечер Степан не знал, и побаивался его.
Утром тихий, сосредоточенный, кровь убитого отца покамест не мучила, опять старательно подоил корову, напоил теленка, набросал в стайке в ясли побольше сена, до краев залил деревянную колоду водой — хватит на сутки корма и питья. Напоил он и остатнюю лошадь. С прощальной грустью оглядел дворы и кинулся в дом, надо было собираться в район.
Взгрустнулось: думал, что солдатский вещмешок долго не потребуется, а вот опять бери его в руки. Насыпал в кошель и кисет рубленого самосада, принес из кути буханку хлеба, вспомнил о воинских документах. Отец, оказывается, уже положил их в один из ящичков той конторки, что стояла под часами. Впервые позабыв обо всем, с мальчишеским любопытством открывал Степан маленьким крепким ключиком небольшие выдвижные ящички. Пахнуло изнутри особым теплом старого благородного дерева, услышался какой-то неведомый запах. А вот и бумаги отца: разные справки, квитанции за уплату налогов, облигации военного займа, старые облигации Осовиахима…
Он собирался тщательно потому, что решил объявить в районной милиции всю правду.
Такое особенное было сегодня утро… Ночью прошел первый дождь и омытые, чистые деревья за оградой радужно сверкали на солнце, неслышно сыпали на яркую зелень брусничника, на белесые боровые мхи цветные россыпи дождевых капель. Под кронами, под синими наплывами легкой хвои высоко, мягко светились золотым литьем прямые стволы сосен, веселое, безудержное щебетанье синиц будто обносило кордон, что нежился в густом солнечном обливе.
Он стоял чистым, помолодевшим на бугринке, старый кордон. Тесовая крыша, красный от многолетних загаров сруб, крытые ворота, крепкая дощатая ограда — все курилось в ласке утреннего тепла нежным светящимся парком…
ebooksa