Теперь, на свободе, будучи сытым, Кольша обретал себя. Как и приказывала Варя, скипятил на костерке еще баклажку воды, завинтил горлышко — про запас водичка, и попросил Варю подкинуть мешок.
— Мы теперь по переменке, — Кольша улыбнулся. — Весело было нам, все делили пополам!
— Спину прямей держи, не забывай, что с девкой рядом идешь.
Уже готовый пойти, Кольша вскинул голову, с притопом, дурашливо пропел:
Варя смеялась. И ее захватило веселое ребячье настроение.
— Вот, все свои тайны разом и выложил! Ну, жиган! А еще-то что за голяшкой?
— Ложка леме́нева — вот! — и Кольша, было, наклонился.
— Да верю, верю…
Варя удлинила лямки легкой котомки связчика, закинула её за плечи. Вдруг закричало песенное и в ней — Кольша из памяти вызвал. Помнится, это Аришка Стогова на кругу, на Лобной поляне, когда-то пела:
Кольша по-мальчишески зарделся, топтался на месте, не знал, что и ответить.
— Подманку ты мне спела…
Варя посмотрела на него с особой приглядкой, призналась вслух:
— А ты парнишечка баской…
Кольше бы опять смутиться как красной девице, а он засмеялся довольным смехом, вспомнил:
— Знаешь, Варюха. К нам мужик один из Большого Имыша частенько заезжал. Тут в последнее время и говорит тятеньке: «Ну, Осип Федорович, тебе с твоим Кольшей нигде отказу не будет — любая невеста ваша!»
Варя покачала головой, поглядела укоризненно.
— Оказывается, ко всему ты еще и хвастун. А я-то думала — смиренник. Вот что, однако… Давай-ка оружимся, дед мне наказывал. Четыре у нас руки, две орясины — да нам и медведь не страшен!
За елью в кустах нашлась увесистая сушина, разломили ее пополам, большим ножом Вари Кольша обрезал неровный разлом.
— Ну, едем на своих двоих с березонькой! Так-то надежней, веселей.
Кольша шел затравеневшей кромкой тракта и, может быть, не желая показать, что заплечный мешок режет лямками плечи и набивает поясницу — запел. Но, может, хотел он полнее раскрыться перед Варей.