Опорным пунктом комендатурской заставы в деревеньке служила горница большого, прежде «кулацкого», дома. Вход в горницу прорубили прямо из ограды, приставив к ней высокое крыльцо.
— По одному. Ты-ы!
Охранник бесцеремонно ухватил Варю за плечо.
— Ты мне не тыкай! — надвинулась на него Варя. — Привык тут хамить всем подряд! Братан, смотри за мешком!
В кабинете по стенам — голо. Стол из горницы — когда-то гостевой, густо залит чернилами, местами неосторожно изрезан, столешница с правой стороны избита, со вмятинами. Варя вспомнила, как в родной деревне уполномоченный из района стучал рукоятью нагана по служебному столу отца в сельсовете — выколачивал из «кулаков» хлеб. Как вышло… Очень уж долго тятеньки родимого к ужину не было, мать послала Варю — скажи, все же остынет… Прибежала в сельсовет, а мужички-«активисты» за трудной работой… У внутренней стены дома стояло два широких и тяжелых табурета, а на другой, на уличной — широкая лавка. Варя и села на нее. Большое окно слева гудело мухами.
За столом по-хозяйски развалисто сидел неопределенных лет человек и лениво покуривал пахучую папиросу, благодушествовал. Сдал он куда надо очередных беглецов, сутки прожил в Тегульдете возле молодой жены, перед отъездом из села хорошо выпил с тестем, привез мужикам и себе продуктов — все сполнил, теперь бы вот завалиться спать после тряской дороги.
— Ну что… Явились в Нарым болота считать! Много тут всяких-яких околачивается. Я позавчера уж намекаю одному борзому, а у него борода лопатой и глаза нездешние — старовер! Говорю откровенно: беда нам с вами, а вам с нами. Отвечает вражина: «Не мы эту беду подняли, на нас, хресьян-христиан, бочку покатили…» Ладно, сказали мне, что у вас-то документ имеется, в порядке. Естественный вопрос: зачем пожаловали в наши невеселые края?
Варя поднялась с лавки с серьезным лицом. Она и заговорила сухо, отчетно:
— Вот мой комсомольский, если хотите… Мы — сухарники, но не только. Идем посмотреть, как тут работает молодежь из нашей деревни. Будем просить характеристики у коменданта, наверное, кой-ково сельсовет восстановит в правах голоса, вернет ребят к социалистическому труду. Такое вот у нас задание, — напропалую врала Варя.
Комендатурский насторожился, покивал большой, коротко стриженой головой.
Варя одного боялась: вопросов о Кольше. Надо было говорить и говорить. Вспомнила, как играла роль в пьеске — накануне праздника ставили в клубе. Подошла к столу, подняла голову, уставилась в мутные глаза хозяина кабинета.
— Как это понимать, товарищ… Эти ваши… Идут следом за нами по дороге и такое на всю тайгу кричат. Ну, была бы я одна, а то нас двое свидетелей… Нет, не могу молчать!
— Вы это об чем, чево мои кричали… — еще больше насторожился служивый.
— Если б вы слышали — прекратили б немедля! — Варя рассчитанно отпрянула от стола, выдержала паузу, а потом едва не закричала.
— В стране идет борьба за коллективизацию, идет величайшее переустройство деревни. Большевистская дисциплина и порядок, надо помнить значение момента! А тут, на фоне общественной кипучей жизни…
— Мы по-омним о моменте… — опешил комендатурский и принялся застегивать на гимнастерке тусклые пуговицы.
— Не верю! — кричала Варя. — Эти ваши… Имя товарища Сталина треплют походя… И это в присутствии меня, комсомолки! Они же у вас правые уклонисты, да они любых кулаков пострашней! И кто их тут, в глуши, укрывает… Да я в Сусловский райком явлюсь, я там спрошу кой-ково, а то заметку в «Советскую Сибирь»! Меня, комсомолку, под замок — по какому праву?! Что это — недомыслие или вражья вылазка…
Краем глаза видела Варя: то бледнел, то краснел перед ней явно недалекий мужик. Он что-то хотел сказать, но сорвался со стула и кинулся в дверь. Уже там, на крыльце, взорвался перед своими подчиненными.
— Опять вы про цыгана… Хотите, чтоб вам языки укоротили, туды вашу…
Варя похохатывала в кулак, а мужикам-то на крыльце было, знать, не до смеху.
ebooksa