Оцепеневшие,

Хочет, наверное, разрядить обстановку.

Я смеюсь.

Хотя непонятно, может, он и не шутит. Хотя, если так разобраться, я и сам могу воду в вино. Всего делов-то – ягоды винограда, сахар, баллон, перчатка и месяц подождать.

– Вов, а ты знаешь, сколько мне лет? – Видимо, надоело мелкому молча брести, приперло пообщаться.

Я говорю – пятнадцать, от силы шестнадцать.

Перешагиваю корягу, пригибаюсь от паутины. Ну максимум ему семнадцать.

– Семнадцать самое большое.

– Да уж. А ты все такой же. – Он смеется.

– Какой?

– Наивный.

Молчу. Он явно хочет продолжить фразу, ждет, что я что-нибудь отвечу, но я молчу.

– Ладно. Расскажу. Мне около двух сотен лет. Точнее не могу сказать, возможно, больше.

Я останавливаюсь, оборачиваюсь, улыбаюсь и показываю большой палец вверх.

– Ну молодец. Че. Дункан Маклауд. Должен остаться только один? Хир ви а, борн то би кингз?

Отчего-то Киря не смеется.

Ну ясно же, он и не видел фильм. Сериал умер задолго до рождения мелкого. И что значит его подозрительная фраза о том, что я все такой же?

– Около двух сотен, – повторяет и смотрит за моей реакцией. Он всерьез верит в то, что говорит? – Потерял счет, но двести точно прошло.

Я молчу.

Несу пакет с едой, веду Соню, которая, кажется, совершенно теряет нить происходящего, словно под наркозом идет, куда ведут.

А прыщавый разошелся.