Контрудар

37

Зал опустел. Уснула огромная слобода. Лишь жалобно хрустел снег под сапогами патрульных. В гостиной оставались лишь Алексей с Юрием Львовичем. Ромашка неуверенно подошел к буфету.

— Можно?

— Валяйте.

Ромашка выпил. Снова загорелись его глаза. Взмахи рук стали чаще и смелее.

— Спеть?

— Нет, садитесь возле меня, товарищ Ромашка, — начал осторожно Алексей. — Почему вы обычно бываете такой… такой, как бы это сказать, не совсем решительный или когда решаетесь на что-нибудь, то словно бросаетесь с обрыва в воду?

— Пустяки, товарищ комиссар! Пустяки, говорю, товарищ комиссар. Характером не совсем вышел. С малых лет рос я на женских руках. Отца — капитана русской армии — убили в японскую войну под Мукденом. Кругом все тетушки. На все у них приметы. Тут не сядь, там не стой. С той ноги не вставай. Вырос я, попал в гимназию. Как неимущего, соученики, спесивые дворянчики, третировали, презирали. Везде зависимое положение. Ну где тут у чертовой матери характеру взяться?

— А человек без воли, стало быть, как прозрачная бутылка. Каким цветом нальешь, таким отражать будет.

— Совершенно правильно, товарищ комиссар. Бутылка бесцветная. Бутылка — и кто хочет, тот в нее льет.

— Вы все это сознаете, понимаете. Почему же вам не взять себя в руки?

— Вот когда я делаю очень интересное дело или когда я выпью, хотя должен сказать, не люблю я водки, или когда я пою, я делаюсь другим человеком. Да и здесь, в полку, я себя чувствую значительно лучше.

— Ничего, Юрий Львович, не падайте духом. Еще повоюем немного, тогда совсем выздоровеешь.

Ромашка подошел к роялю. Почувствовав в себе приток свежих сил после объяснения с комиссаром, тонкими и послушными пальцами начал перебирать клавиши.

После робкого стука приоткрылась дверь.

— Можно? — послышался тихий, просящий голос.

На пороге стояла желтолицая, с серыми, будто навечно испуганными глазами женщина. Кутаясь в шаль, она дымила самодельной папиросой. Ромашка, заметив вошедшую, поднялся, оправил сзади рубашку, пятерней взбил падавшие на лоб волосы.

— Милости просим, мадам. Войдите.

— Юра-а-а! — Отбросив далеко от себя папиросу, женщина раскинула руки и, теряя на ходу шаль, устремилась к Ромашке.

— Милая, родная моя, — растерялся Ромашка, прижимая к себе женщину. — Вот где нам довелось с тобой встретиться, наконец-то я тебя нашел, дорогая…