— Да нет. На песню потянуло… Больно хорошо они играют…
Ромашка встал.
— Куда?
— Куда ты?
— Не могу, товарищи. Давно не пел. Всю душу выжал.
Сел на диван. Оглянувшись, искоса посмотрел на буфет, где стоял приветливый графинчик.
— Товарищ политком, — обратился певец к Булату, — садитесь за инструмент вы. Теперь ваша очередь.
— Да, да, видать, вы по этим делам спец, — поддержал Ромашку Гайцев. — Вдарьте по струнам и без никоторых данных…
— Нет, товарищи, — покачал головой Алексей, — я спец только чинить клавишные инструменты, но не играть на них.
К роялю подошел Дындик. Тряхнув рыжими кудрями, забарабанил одним пальцем.
— Давай, Леша, вспомним нашего Гурьяныча. Исполним его любимую.
Зазвенел чистый тенор моряка:
Алексей, а за ним Твердохлеб, Гайцев, Иткинс затянули знакомую всем мелодию. Не остались в стороне и телефонисты, ординарцы, писаря. Вскоре стены столовой задрожали от звуков мощного хора.
— Эх, — вздохнул глубоко Алексей, когда «Хазбулата» допели до конца, — как там живет наш дорогой Гурьяныч?
— Сидит где-нибудь со своей лирой под рундучком на Сенном или Житном базаре, а то и на Бессарабке, — ответил Дындик. — Думается, что сначала он вправлял своими частушками мозги мобилизованным деникинцам, а потом встречал наших «Интернационалом».
— Да, — ответил Алексей, — богунцы и таращанцы уже в Киеве. На Правобережье они разбили не только Деникина, но и его союзничков, петлюровцев и галицийских «сечевиков».
— До чего ж потянуло в Киев, — вздохнул Дындик, обняв Иткинса. — Первым делом пошел бы в биоскоп. Помнишь, Лева, какие переживательные картины шли у нас? «Роковой талант», «Дама под черной вуалью», «Чертово болото», «Спите, орлы боевые»…
— А еще, — мечтательно добавил тихоня Иткинс, — на Крещатике у Шанцера — «Лунная красавица» с Верой Холодной, «Душа старого дома». И ты помнишь, Петя, приезжал в Киев одесский зверинец «Ямбо».
— С его знаменитыми слонами? Конечно, помню, Лева!
— Давайте я вам исполню нашу одну вещицу, гимназическую, — предложил Ромашка, вернувшись к инструменту. Под звуки довольно игривой, очевидно, им самим сымпровизированной мелодии, командир эскадрона запел: