— Ишь куда хватил Корней из Коленцев! — воскликнул в негодовании Дындик. — Вот почему, Алексей, он противился, не хотел, чтобы ты снимал рейку. Сразу признал, что рояль из партшколы. Ну, скажи-ка, гадина, сколько тебе дадено? — надвинулся на земляка моряк.
— Он врет, — залепетал Корней. — Я еще ничего не получил. Обещали со мной рассчитаться в Таганроге.
— Ничего, не волнуйся, спекулянт, — сжал кулаки моряк, — с тобой рассчитаются раньше, не в Таганроге, а здесь, в Щербиновке.
— Вот что получилось, Корней Иванович, — вздохнул Алексей, передавая штык Чмелю. — Опутала вас буржуазия. Я вам говорил, что еду отбирать у Деникина Харьков, а вы мне что сказали? «Ой ли!»
Корней, посчитав, что Алексей готов над ним сжалиться, залепетал:
— Ребята, имейте сострадание к человеку… к вашему благодетелю… Кто вывел вас в люди?
— Ну и благодетель! — покачал головой Дындик. — Жил нашим потом и кровью… И я вас предупреждал в Киеве, чтоб больше не попадались на дороге с вашими подлостями. А теперь мы вас сдадим в Чека вместе с письмом этого Гамильтона Мак-Пирлса. Кто он?
— Кто? Один из моих могильщиков, родственничек самого фабриканта Стенвея, — махнул в отчаянии рукой Сотник. — Явился на мою голову из Ростова в Киев…
Чмель, запустив руку за воротник, извлек оттуда насекомое, положил его на полированную крышку пианино.
— Брось, Чмель, — строго сказал Булат. — Люди потрудились над вещью, полировали ее…
— Я считаю, нет лучше места для казни. И к тому же это не наше…
— Нет, наше, товарищ Чмель. Сегодня же передадим все это добро щербиновским шахтерам.
— Позвольте мне, товарищ Булат, — шмыгая приплюснутым носом, вскочил с места, с искорками надежды в потухших было глазах, Сотник. — Хочу загладить свою вину. У вас свои дела, а я все доставлю, куда скажете, только дайте мне парочку ваших людей.
— Ладно, — согласился Алексей. — Но после перевозки инструментов — в Чека.
Булат, приблизившись к пианино, снял с него краюху хлеба и передал ее Чмелю. Наклонив голову, внимательно всматривался в темное нутро инструмента. Затем, опустив в него руку, снял с барашка, на котором обычно вешают мешочки с нафталином — надежную страховку от моли, любительницы молоточного фильца, — довольно увесистый замшевый мешочек.
Пока Булат, Дындик и Чмель собирались познакомиться с его содержимым, Сотник, сбросив с себя тяжелую шубу, кинулся к двери. Дындик, опомнившись первым, выхватил кольт.
— Стой, стрелять буду!
Комбинатор, взявшийся уже было за кромку дверей, как побитая собака, шарахнулся назад. Опустился на ящик.
— Золотые десятки! — с загоревшимися глазами, восхищенно крикнул Чмель. — На много тыщ, пожалуй, в этой торбе наберется.
— Зарезали, совсем зарезали рабочего человека! — заголосил по-бабьи Сотник. — Что вы делаете, ребята, я же рабочий, с малолетства рабочий…