Загадочно ухмыляясь, моряк продолжал:
— Как тебе известно, Полтавчук приказал нам с Ромашкой занять станцию. Мы свое сделали. Обошлось все тихо-мирно. Захватили деникинского коменданта станции при исполнении служебных обязанностей. Команду бронеплощадки «За Русь святую» накрыли сонными. На путях со «щукой» под парами задержали состав. В теплушках — одна буржуазия. Выставили к ним часовых. А что дальше делать — не знаем. Ждем твоей команды.
Алексей стал торопливо одеваться. Накинув шинель, застегнул снаряжение, нацепил револьвер, шашку и направился к дверям.
— Куда вы, миленький? — засуетилась хозяйка. — А чай? Я враз нагрею казанок.
— Потом придем чаевать, — оскалив белые зубы, моряк ущипнул хозяйку.
— Ну тебя, курносый, к дьяволу, — застеснялась шахтерка. — Такого, как ты, и ночевать не оставила б…
Всадники по сонным улицам неказистого поселка, мимо тускло освещенного рудоуправления, занятого под штаб полка, направились к станции. Оттуда то и дело доносились хриплые гудки паровозов.
На путях, забитых длинными составами, суетились кавалеристы. Кучки разношерстно одетых людей столпились у раскрытых теплушек. Попадались здесь офицерские шинели, купеческие поддевки, чиновничьи шубы. Дородные женщины в каракулевых шубках, котиковых пальто прямо на путях кипятили в котелках воду.
Жуткая картина предстала перед изумленными глазами Алексея. Несколько открытых платформ, затесавшихся среди товарных вагонов состава, доверху были заполнены трупами. В солдатских шинелях, гражданских пальто, а многие просто в одном белье, они, охваченные морозом, имели вид окостеневших колод. Обильную жатву собрал беспощадный мор. Пассажиры эшелона, не имея ни времени, ни инструментов рыть могилы в жесткой, скованной морозом земле, по пути от Киева до Щербиновки добавляли к этому страшному грузу все новые и новые жертвы разгулявшегося сыпняка.
Всадники, миновав переезд, приблизились к эшелону. У одного из вагонов Дындик осадил коня. Спешился. Слез со своего дончака Алексей. Из полуоткрытых дверей теплушек доносились слова горячей речи:
— Пойми, товарищ красноармеец, это имущество казенное, не мое. Я обыкновенный рабочий. Никакой я не буржуй. Я с малых лет вот этими руками добывал себе краюху.
— Тоже скажешь, рабочий, — услышал Алексей голос Чмеля. — А откедова у тебя такая шуба, чисто буржуйская? Што-то не видал я у рабочих такой справы.
— Смотря у кого, — продолжал первый голос, показавшийся Алексею тоже знакомым. — Иной свой заработок топит на дне чарки. Я не пьющий. Что зарабатывал, то на себя и в себя. Давай лучше, товарищ, сходим в поселок. Может, пивка поищем. Отогреемся…
— Нет уж, пиво пойдем искать, как отпустит тебя начальство. А пока што, чудной ты человек, отстранись подальше. Отойди со своей шубой на три шага. В ней, я вижу, цельный зверинец. Ишь расплодил этой твари!
— Что поделаешь, товарищ? Дорога! Скоро месяц, как не видел бани.
— Господская шуба на теле, а рубаху вши съели. Съели они тебя живьем и без заупокойной бросят вон на те платформы. Небось видал?
— Видал, почему не видать, товарищ. Мне бы только доказать свою правоту.
— Ежли прав, то докажешь. Знаешь, правда со дна моря выносит.
Булат с Дындиком двинулись к вагону. Уцепившись за ручку дверей, вскочили в теплушку. В глаза Алексею бросилась растрепанная фигура и заспанное, усталое лицо Чмеля, сидевшего на опрокинутом ящике. Против него, спиной к выходу, стоял человек в длинной шубе с бобровым воротником.
Как только Чмель, заметив командиров, рванулся с места и стал навытяжку, повернулся лицом к дверям и человек в шубе. Узнав вошедших, он вмиг побледнел, дрожащей рукой снял с головы бобровую шапку.